Кэтрин Куртц - «Если», 1996 № 04

— Что это такое?

Вообще-то я знал, что это такое. Это был мой приятель Бруно. Он привалился к стене в двух шагах от двери, застыл в неподвижности, так и не опустив ноги. На лице был написан ужас, одна рука судорожно сжимала воздух. Дин повесил на нее свитер и вязаную шапочку, в которой пожаловал к нам утром. Признаться, подобного я от него не ожидал.

— Он пришел вчера, когда вас не было. Я открыл дверь, а он оттолкнул меня и попробовал войти в дом. Но вмешался его милость…

Когда в доме есть логхир, не надо никакой собаки.

— Почему никто не соизволил предупредить меня?

— Вы же были заняты.

— А почему он привалился к стене?

— Я его отодвинул, чтобы не мешал, а то стоит на дороге.

Я поглядел на Бруно.

— Что мне с тобой делать? Может, бросить в реку и посмотреть, как ты плаваешь? Подумаем. Во всяком случае, надо как-то от тебя избавиться, раз и навсегда. — Я повернулся к Дину. — Пожалуй, надо закрывать дверь на цепочку.

— Верно, — согласился Дин. — Ведь его милость может и заснуть.

Поднимаясь на Холм, я думал вовсе не о Бруно. Меня заботило другое. Как мне добраться до Младшего, не говоря уж о том, чтобы вытащить его из дворца? Учитывая, как ко мне там относятся, шансы практически нулевые.

Как ни странно, никто не пытался меня остановить. Я трижды прошелся под дворцовыми окнами, надеясь, что в одно из них выглянет Амбер, которая впустит Гаррета внутрь до того, как на него накинутся Ини, Мини, Майни и Мо и ему придется продемонстрировать Холму свои сверкающие пятки. Но она не выглянула. Ничего не попишешь, пришлось уйти.

Я выбрал кружной путь — из тех соображений, что, если разогнать кровь по жилам, рано или поздно меня должна посетить какая-нибудь мысль.

Прогулял я часа три. К исходу третьего часа у меня возникла идея отправить Младшему письмо, в котором бы говорилось, что я знаю, где золото, и предлагаю побеседовать. К сожалению, на это уйдет слишком много времени. Пару дней он наверняка протянет. Или попросту не сумеет удрать. Или же письмо попадет не по адресу, что грозит малоприятными последствиями. А тело Амиранды, между прочим, скоро начнет разлагаться.

В поисках более удачного решения я заглянул к Плоскомордому — узнать, какие у него дела. Незнакомая девица сообщила, что у Тарпа все в порядке, а потом прибавила: «Пошел отсюда, а то зенки выцарапаю!» Роста она была невысокого, но в ней чувствовался боевой задор, поэтому я предпочел ретироваться.

Ладно, с Плоскомордым все ясно. А что творится у Морли? Может, я найду у него не только чужую жену и краденый обед?

Поскольку Морли проснулся, меня к нему пропустили, хотя он еще в принципе посетителей не принимал, а потому приветствовал меня с кислой физиономией.

— Ты выглядишь как парень, которому не хватает витаминов. Что стряслось? Неурожай на плантациях окры?

Он пробормотал что-то вроде: «Штбя прнуло».

— Послушали бы твои дочери, как выражается их папаша!

— Шнакен штереограк!

Ага! Он просто-напросто ругался на одном из нижнеэльфийских диалектов. А когда Морли переходит на эльфийский, это означает, что у него денежные затруднения.

— Что, прогорел?

— Гаррет, ты проклятье моего дома! — Вообще-то он использовал выражение, которое переводится с языка гномов приблизительно как «теща». Ну и дела, такого славного парня, как я, обзывают «тещей»! — Знаешь, кто ты? Стервятник наоборот. Когда у меня случается беда и появляешься ты, значит, новых напастей не избежать. Спорим, что так оно и будет?

— Если хочешь, чтобы я ушел, не спорь по пустякам. Разберись лучше, где причина, а где следствие, и не лучше ли зарабатывать деньги, чем заключать сомнительные сделки.

Он снова выругался и спросил:

— Что тебе нужно?

— Ты не узнал ничего интересного для меня?

— Нет. В городе гоблинов тихо как в могиле. Те деятели отправились в другое место, а золотишко прихватили с собой. Про него тоже ничего не слышно, а ты понимаешь — прошел бы слух, все бы тут же засуетились. Плоскомордый поправляется.

— Знаю. Я у него был. Меня чуть не прикончила какая-то девица, которая стоит на страже у двери. Еле ноги унес. Что это за пташка?

Морли позволил себе усмехнуться.

— Может, его сестра?

— Не заливай, сестры так себя не ведут.

— Честно говоря, я кое-что слышал, только не знаю, пригодится тебе или нет…

— Не тяни.

— Утром, перед самым закрытием, к нам ввалился пьяный матросик с ночного корабля. Одни боги ведают, с какой стати его сюда занесло.

— Да уж, боги точно ведают, — согласился я. «Ночными» назывались корабли контрабандистов, доля которых в танферской торговле составляла около трети всего оборота.

— Ты будешь слушать или упражняться в остроумии?

— Вещай, Оракул Репчатого Лука.

— Он сказал, что в тот день, когда они вышли из Лейфмолда, им навстречу попался корабль Рейвер Стикс. Владычица Бурь возвращается домой. Она будет в Танфере через несколько дней. Прикинь, не изменит ли это твоих планов.

— Может, изменит, а может, и нет. Меня сильно интересует Младший. Когда мамочка вернется, до него уже будет не добраться.

— Так ступай, не мешкая, и не мешай мне страдать.

— Договорились. Когда проиграешься в следующий раз, дай мне знать — забегу посочувствовать.

— Следующего раза не будет.

— Рад слышать. — Я вышел из комнаты. «Какое-то время, конечно, Морли потерпит, но рано или поздно не выдержит и сорвется».

— Пошли ему вырезку из репы под луковым соусом и двойную порцию сельдерейного сока, — сказал я бармену, спустившись вниз. — Прямо сейчас и за мой счет.

Он даже не улыбнулся.

Я направился домой, воображая такой кусок мяса, что Морли удивился бы при одном только взгляде на него.

Дверь была заперта. Дин молодец, не забыл. Я постучал. Прежде чем открыть, он посмотрел в глазок, убедился, что за моей спиной нет никаких подозрительных личностей, и принялся греметь задвижками и засовами. Наконец дверь распахнулась.

— Как я рад, что вы вернулись, мистер Гаррет! — Похоже, он и впрямь обрадовался. Я переступил порог, повернулся, чтобы закрыть дверь… — Проклятие! Опять?

Прихожую теперь украшало две статуи. Вторая, когда имела возможность передвигаться самостоятельно, именовалась Коуртером.

— Дин!

Однако старина Дин уже успел скрыться в кухне и не высовывал оттуда носа. Правда, до меня донесся обрывок фразы, которую я, впрочем, не разобрал.

— Что, дело швах? — осведомился я у Коуртера. — Бедность заела, начал промышлять воровством?