— Кайя, — она часто заморгала длинными ресницами. — А ты похож на нашего кузнеца, Айгура Дигги. Но у того горб был. А у тебя нет…
— И всё-таки я Айгур. Горб у меня исчез, когда погасло Чудо Богов. — Айгур улыбнулся еще шире. — Да и ты, Кайя изменилась, наверное. — Он пошарил у себя за пазухой и извлёк маленькое зеркальце, прихваченное им в Раю в одной из опустевших комнат в качестве подарка Лиэне. — На-ка, взгляни на себя.
Женщина с опаской взяла из руки Айгура зеркало с красивой костяной ручкой и посмотрелась в него.
— Ой! — Кайя от неожиданности едва не выронила зеркальце. — Кто это?
— Ты, кто же еще?
Кайя широко раскрыла глаза и уставилась в свое отражение с каким-то суеверным ужасом. И вдруг, вскрикнув от неожиданной боли, откинулась на солому.
Айгур участливо посмотрел на Кайю.
— Что? Скоро уже?
— Ой, ой, ой, — ойкала Кайя. — Не знаю. Ой, ой, ой! Больно!
Айгур выпряг буйволов, чтобы они, не дай бог, не дёрнули повозку и не причинили Кайе дополнительных страданий, установил и зажег по углам повозки факелы, разжёг костёр. Потом сбегал к ручью, который протекал рядом с дорогой, тщательно вымыл руки, набрал в котелок воды и поставил его на огонь.
Гай сначала бестолково бегал за хозяином, путаясь у него под ногами и не понимая, что происходит. Потом, уразумев, что своей суетой он только мешает Айгуру, пес с тяжёлым вздохом увалился на траву возле переднего колеса повозки и, положив голову на лапы, стал молча наблюдать за происходящим.
Во время приготовлений Айгур лихорадочно соображал, пытаясь вспомнить всё, что когда-либо слышал и знал о рождении детей, но, естественно, вспомнить ничего не мог. Женщины его деревни никогда не говорили об этом таинстве. А не говорили потому, что сами ничего толком не помнили. Их на повозках привозили в Рай, затем везли (уже на других повозках, без буйволов) где-то под землей, потом вводили в белую комнату, потом… Что с ними происходило потом, они не знали. Наверное, Боги-Медики усыпляли рожениц или каким-то другим способом лишали памяти.
Но Айгур, к своему счастью и счастью Кайи, вспомнил некий эпизод из своего детства. Однажды, когда он был еще совсем маленьким, ему удалось подсмотреть, как родители помогали разродиться их корове — рыжей Зорьке. Айгур с ужасом наблюдал за странным и жутким действом, жалел Зорьку, думая, что у неё порвался живот, и что она умирает. И очень удивлялся, что родители нисколько не опечалены этим событием, а наоборот, радуются и весело переговариваются меж собой. А потом в хлеву, где рожала Зорька, появился маленький телёночек. Он не мог стоять на тонких ножках и всё время падал. Из его животика в Зорькино нутро тянулась какая-то веревка. Сверкнула сталь в руке отца… папа перерезал эту веревку и перетянул обрезок суровой ниткой…
Женщина конечно не корова, и родиться у неё должен не теленок, а маленький человечек, но всё же что-то общее в этом процессе должно быть, резонно рассудил Айгур. Он стал вспоминать все детали того давнего случая, и память не подвела его.
— Ой, мамочка! — стонала Кайя. — Ой, больно! А-а-а-а!!!
Айгур забрался в повозку.
— Сейчас будешь рожать, — сказал он Кайе.
— Я не умею, — жалобно пролепетала Кайя, размазывая слезы по щекам. — Я боюсь. Я еще ни разу не рожала.
«Ты думаешь, я когда-нибудь принимал роды?» — едва не огрызнулся Айгур, но, решив, что не стоит пугать Кайю, у которой и так душа в эти минуты находилась где-нибудь в пятках, уверенно произнёс:
— Ничего не бойся. Всё будет хорошо. Скоро ты станешь мамой. Тебе будет больно, но ты должна немножко потерпеть.
Айгур поднял подол холщевого платья и мягко, но решительно раздвинул сжатые колени. Кайя с ужасом, смешанным со стыдом, глядела на Айгура, потом крепко зажмурила глаза, целиком положившись на этого странного человека и на свой природный женский инстинкт, впечатанный в подсознание многими поколениями матерей.
Гай, как и положено умудрённому богатым жизненным опытом псу, молча ожидал развязки событий. Прикрыв тяжёлые веки, не спеша, плёл ленивую вязкую паутину грустных собачьих дум. Одновременно Гай прислушивался к ночным шорохам и звукам — шелесту листвы, редким вскрикам ночных птиц, возне насекомых и шажкам мелких зверьков. Из повозки доносились стоны женщины, иногда она резко вскрикивала, и тогда был слышен спокойный и уверенный голос Айгура:
— Давай, давай, напрягайся. Тужься. Еще чуть-чуть…
И вдруг раздался какой-то новый, странный звук, не похожий ни на один из слышанных Гаем раньше. Пёс вскинул уши. Звук был жалобный, но вместе с тем, требовательный и капризный. Гай поднялся, сел на задние лапы и поднял голову. Он увидел счастливого улыбающегося Айгура. Хозяин держал в руках розовый копошащийся комочек, который и издавал этот странный звук. Что-то необычайно нежное и щемящее тёплой тревожной волной вошло в собачью душу вместе с этим криком-писком. Гай, неожиданно для себя, заскулил и по-щенячьи завилял хвостом. Ему страшно захотелось облизать этот комочек, согреть его и на всякий случай защитить от какой-нибудь опасности.
Айгур поднял ребенка повыше, чтобы мать смогла рассмотреть своё чадо в свете факелов.
— Смотри! У тебя родился сын, — сказал он, протягивая ей ребёнка.
Кайя взяла сына на руки, прижала к груди, потом отстранила его от себя и внимательно осмотрела маленькое тщедушное тельце и тёмное от плача, искажённое гримасой обиды личико.
— Да ведь это Бог! — Кайя счастливо и удивлённо смотрела то на Айгура, то на сына.
— Нет! — возразил Айгур. — Это Человек! Это первый человек в долине, который родился свободным!
Айгур не стал устраивать ночёвки, его сердце рвалось к любимой. Нарвав побольше травы, чтобы молодой матери с сыном было мягче, он снова запряг повозку (буйволы не ушли далеко от людей), привязал к повозке коня и, щёлкая бичом, погнал буйволов в противоположную от Рая сторону. Гай бежал рядом, грозно осматриваясь по сторонам. Теперь, помимо хозяина, появились и другие, кто нуждался в его защите. Буйволы плелись очень медленно, они вообще были ленивыми от природы, а на хлесткие удары бича не обращали никакого внимания. Видя тщетные усилия хозяина, Гай старался помочь, как мог. Он подбегал к быкам сзади, рычал и покусывал их за мясистые бедра. Зубов Гая быки опасались больше, чем бича возницы. Они слегка ускоряли ход, но, пройдя сотню метров, снова замедляли его. Айгур опять щёлкал бичом, а пес опять подгонял их рычанием и покусыванием. С грехом пополам, путники достигли того места, откуда видна была их родная деревня.
— Айгур! — обратилась к нему проснувшаяся Кайя. — А то, что произошло со мной, с тобой и с моим сыном, я имею в виду наше превращение в Богов, это же самое случилось со всеми?
