- Ах, вот ты где!
Это Юля.
И тотчас испаряется этот небесный дурман
- Подустал?
Затем снова ноги... ноги...
Меня вдруг осенило: бубенцы! Бубенцы!..
Тинка!
Я рыскаю взглядом из стороны в сторону, шарю глазами по голым щиколоткам... Вокруг множество людей с голыми щиколотками... Без бубенцов. Я прислушиваюсь - только шарканье, только шарканье сандалий... И какой-то гул, гул гор...
Тинка!?.
Я резво повожу носом по сторонам, втягивая воздух, как пёс, в поисках знакомого запаха её... Её запахов...
Тинка!..
Я же знаю, знаю до йоточки эти холодные с горчинкой флюиды, эту свежесть небесных высей и заснеженных неприступных вершин.
Знаю?..
Я бы только заглянул ей в глаза: Ти, ты?!
Я дотягиваюсь рукой до монеты, беру её... Встаю, и подбросив монету высоко вверх, ловко ловлю её левой рукой и прихлопываю правой ладонью: орёл? Решка? Я загадываю желание: орёл - это её колокольчики! Тинкины! Я открываю монету - орёл! Поднимаю глаза:
- Тинка!..
Прохожие останавливаются, оглядываются, смотрят удивлённо.
Тины нигде нет. Никаких бубенчиков не слышно.
Орёл!
Я ещё раз разжимаю кулак, чтобы убедиться - орёл!
- Что случилось? - подойдя, спрашивает Юля.
- Орёл, - говорю я, - видишь.
- Что это?
Мне нечего на это сказать, я говорю:
- А ты слышала?
Она не понимает, что она должна слышать.
- Идём, - предлагаю я, - ладно...
Я бы только сказал ей: «Я не нищий! Я не нуждаюсь в твоих подаяниях!».
Вокруг одни только голые щиколотки!
Такое уже было со мной.
Плохи мои дела, думаю я, хотя слуховые галлюцинации вполне вероятны на такой высоте. Если бы не эта монета...
И эти запахи...
Юля намаялась со своей камерой, но на мой призыв отдать камеру мне категорически возражает:
- Нет! Я сама!
Да ради бога!
Жить бы здесь я не смог.
- Кумари, - говорит Юля, - Кумари обязательно!
Это живая Богиня, о которой мы узнаём совершенно случайно у продавца сувенирного лотка. Юля просто истязает его своим любопытством: кто она, что она, как её найти?..
Оказалось всё просто: по одной из легенд... Собственно, эта девочка из касты Шакья народов невары, не достигшая половой зрелости, после известных ритуалов поселяется во дворце Кумари Гхар и является единственной, кто даёт право королю королевствовать: поставить тикой на его лбу красную тилаку - точку. Это - как контрольный выстрел... на властвование в течение года.
Юля находит легенду и ритуал пуджи прекрасными! Кумари - это телесное воплощение богини Таледжу.
Я думаю и думаю... Только о Тине: зачем она здесь?
- И мы имеем возможность, - говорит Юля, направляя объектив камеры на нынешнюю Королевскую Кумари, - сопоставить и сравнить её биополе с биополем Иисуса. Богини и Бога! Будут ли отличия? Иисуса или Будды, или Аллаха, или даже самого Кришны, которым Юля последнее время просто пропитана.
Матани Шакья (эта самая Кумари) лишь согласно кивает.
Не думаю, что она знает русский.
Она сидит перед нами вся в красном, на голове красный чепец, лоб тоже выкрашен красным с большой чёрной точкой посередине. Губы тоже красные, а щёки - пунцовые.
Во взгляде - божественная пустота...
Я невольно бросаю взгляд на её щиколотки, но ноги её погребены золотистой парчой - длиннополым ритуальным халатом. Эти ноги не должны ходить по земле!
Я понимаю: Тина тут совсем ни при чём.
- Камеру давай, - снова предлагаю я, когда мы выходим из храма.
- На.
Как можно таскать на себе такую тяжесть!
- Представляешь, - говорит потом Юля, - с первыми менструациями эта богиня Теледжу внезапно покидает тело девочки и Кумари теперь живёт, как и все. Каково ей потом-то! Пойди, попробуй жить не богиней среди этих... Целую жизнь!
С этими менструациями в мире всегда были проблемы.
- Что ты сказал? - спрашивает Юля.
К вечеру мы изрядно проголодались, ели в ресторане.
Нет-нет: здесь бы жить я не смог! Ни жить, ни есть...
Меня мучает только одна мысль: этого не может быть!
Хочется расправить свои воображаемые крылья и - лететь...
Орёл!
Она приняла меня за нищего!
Кришну я так и не разглядел.
Нам здорово повезло с погодой - как раз кончилась полоса дождей. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как Юле удалось договориться с властями. Мы тотчас стали спешно собираться в дорогу. Китайцы, как известно, народ несговорчивый. Нам пришлось убеждать их, что цель нашего посещения вполне мирная. Здесь не очень-то разбежишься - застава на заставе...
Бубенцы, бубенчики...
Так, так... Дзинь-дзинь...
Я знаю, что когда-нибудь это случится: наши с Тиной пути пересекутся...
В Катманду?
Каким ветром её сюда занесло?
И ещё эта монета...
Вот же она - орёл!
Моё смятение не имеет пределов.
Ти, я не нищий!
Вдруг слышу: «...это лидийская драхма из электрума, ей почти три тысячи лет... так, к сведению... как думаешь, такие монеты подают нищим?».
Я ошеломлён: чей же это голос?! Я думаю...
Я открываю глаза, осматриваюсь по сторонам. И теперь, как тот пёс, держу нос по ветру...
Хвост - трубой!..
И ещё: знаешь, эта, сверкнувшая молнией струйка её запахов, взорвавшая слизистую моего крупного тургеневского носа...
Я как тот пёс вынюхиваю её след...
Ти, Ты?!
Как-то Жора поймал меня за рукав:
- Слушай, пробил час! Мне кажется, я нашел ту точку опоры, которую так тщетно искал Архимед.
Он просто ошарашил меня своим «пробил час!». Что он имел в виду? Я не знал, чего еще ждать от него, поэтому стоял перед ним молча, ошарашенный.
- Испугался? - он дружелюбно улыбнулся, - держись, сейчас ты испугаешься еще раз.
Я завертел головой по сторонам: от него всего можно ожидать. Что теперь он надумал?
- Нам позарез нужен клон Христа!
Мы все всеми своими руками и ногами упирались: не троньте Христа! Только оставьте Его в покое! Жора решился! Я видел это по блеску его глаз. Он не остановится! Он не только еще раз напугал меня, он выбил из-под моих ног скамейку.
- Но это же... Ты понимаешь?..
Он один не поддался панике.
- Более изощренного святотатства и богохульства мир не видел!
Жора полез в свой портфель за трубкой.
- Ты думаешь?
Я не буду рассказывать, как меня вдруг всего затрясло: я не разделял его взглядов.
- Тут и думать нечего, - сказал я, - только безумец может решиться на этот беспрецедентный и смертоносный шаг.
- Вот именно! Верно! Вернее и быть не может! Без Него наша Пирамида рассыплется как карточный домик.
- Нет-нет, что ты, нет... Это же невиданное святотатство!
Я давно это знал: когда Жора охвачен страстью, его невозможно остановить.
- Конечно! Это - определенно!..
Он стал шарить в карманах рукой в поисках зажигалки.
- Что «конечно», что «определенно»?! Ты хочешь сказать...
- Я хочу сказать, что пришел Тот час, Та минута... Другого не дано.
У него был просто нюх на своевременность:
- Какой еще час, какая минута?..
- Слушай!.. Если мы не возьмем на себя этот труд...
Он взял трубку обеими руками, словно желая разломить ее пополам, и она так и осталась нераскуренной.
- Более двух тысячелетий идея Преображения мира, которую подарил нам Иисус, была не востребована. Церковь без стыда и совести цинично эксплуатировала этот дар для укрепления собственной власти, и это продолжается по сей день.
Я попытался было остановить его.
- Ты раскрой, - не унимался Жора, - пораскрой свои глазоньки: маммона придавила к земле людей своим непомерно тяжелым мешком. Золото, золото, золото... Потоки золота, жадность, чревоугодие... Нищета паствы и изощренная роскошь попов. Не только церковь - весь мир твой погряз в дерьме. Какой черный кавардачище в мире! Мерой жизни стал рубль. «Дай», а не «На» - формула отношений. И все это длится тысячи лет. Весь мир стал Содомом и Гоморрой. Эти эпикурейцы с сибаритами снова насилуют мир своими сладострастными страстями. Они не слышат и слышать не хотят Христа. Его притчи и проповеди для них - вода. Они не замечают Его в упор. Они строят свое здание жизни, свой карточный домик из рублей, фунтов, долларов... На песке! Это чисто человеческая конструкция мира. Спички у тебя есть?
- Держи.
Жора чиркнул спичкой о коробок и поднес огонек к трубке.
- Да, - сказал он, наконец, прикурив, - карточный домик. Это чисто человеческая конструкция мира, - повторил он, - в ней нет ни одного гвоздя или винтика, ни одной божественной заклепки, все бумажное, склеенное соплями.
Жора даже поморщился, чтобы выразить свое презрение к тому, как строят жизнь его соплеменники.
- И как говорит твой великочтимый Фукидид...
- Фукуяма, - поправляю я.
- Фукуяма? - удивляется Жора.
