Причиной отставания фабрики был сушильный цех. Он не успевал снабжать производство древесиной надлежащего качества, и «музыканты» все свои силы бросили на поиски опытного специалиста, который мог бы наладить работу цеха и вывести фабрику из прорыва. Тонко организованная разведка обнаружила инженера Решеткова, как только он появился в одном из отделов Наркомата тяжелой промышленности на площади Ногина…
Сначала «музыканты» просто и деликатно предложили Федору работать у них. Федор едва не расхохотался в ответ, — такой курьезной показалась ему перспектива стать деятелем «музыкальной фабрики» перед его вновь ожившими мечтами о большой технике. Он отказался очень уверенно и твердо. Тогда «музыканты» предприняли обходный маневр. Они подробно рассказали ему о своих затруднениях и просили срочно посетить фабрику, осмотреть сушильный цех и — всего только — провести консультацию, помочь им советом… На это Федор охотно согласился, тем более, что уже чувствовал себя виноватым перед ними: очень уж явно они были огорчены его отказом. К тому же главные «музыканты» — директор и главный инженер понравились Федору, он почувствовал в них настоящих энтузиастов своего производства.
Осмотр фабрики оказался увлекательным, Федор увидел и узнал много интересного и нового для себя. Закончив обход, они собрались в цеховой конторке. Тут наступил момент главного удара.
— И вот что получается в результате всех наших производственных усилий, — сокрушенно сказал директор, снимая со стены одну из гитар, висевших там среди других инструментов. — Попробуйте…
Федор не был ни музыкантом, ни особенным ценителем музыки, но обладал хорошим слухом, любил гитару и немного, по-дилетантски играл на ней. Все это директор успел осторожно выведать у него заранее.
— Пошлите за Андреичем, пусть принесет свою, — сказал он главному инженеру.
Гитара, которую рассматривал Федор, была «шикарна», сверкала зеркально положенным лаком, искусной инкрустацией из перламутра. Подавляя в себе некоторое смущение, он взял несколько привычных аккордов. Звук, как звук… Так же, вероятно, звучали и те гитары, на которых ему доводилось играть ..
— Нет, право, я не берусь судить, — сказал он, пожав плечами. — Ничего особенно плохого не замечаю.
— Погодите, сейчас заметите… Все познается в сравнении, — улыбнулся директор. — Входи, Андреич!
На пороге комнаты появился пожилой, совсем небольшого роста, худощавый человечек в синей спецовке. Левой рукой он плотно прижимал к телу старенькую, заметно потертую и невзрачную гитару среднего размера.
— Познакомьтесь, товарищ Решетков, это наш главный учитель и судья строжайший; старый гитарный мастер — бывший кустарь-одиночка. Великий маг и волшебник, знающий все тайны тонкого искусства…
— Ладно тебе, Тимофей Палыч… — недовольно перебил мастер, суховато здороваясь с Федором. — Зачем звали?
— Хотим показать товарищу инженеру, какие бывают на свете гитары.
— Играете? — спросил мастер, устремляя поверх очков сверлящий взгляд на Федора.
— Да нет… так… слегка…
— Что ж, посмотрите.
Принимая гитару из рук Андреича, Федор услышал сложный и странный звук — будто гитара простонала или испуганно шепнула что-то хозяину. Она звучала от одного только прикосновения к ней!.. Он осторожно взял аккорд, другой… Да… Это было нечто совсем иное. Там, в красивом фабричном инструменте его пальцы вызывали какое-то недовольное, насильственное звучание струн. Струны эти и были слышны каждая в отдельности, они легко различались в аккорде. Тут струн не было. Были звуки — слитные, богатые, гармоничные, они легко и охотно возникали от слабого касания пальцев и шли не от струн, а из самого нутра инструмента, сливаясь, заставляя ощутимо трепетать все легкое тело гитары. И так приятна, так привлекательна была эта чуткая покорность инструмента, что Федору неудержимо захотелось играть, играть без конца… Он испугался. Эти несколько любимых аккордов — было все, что его пальцы знали хорошо. Можно ли обидеть доверчивость струн неверным, грубым прикосновением?.. Чем ответят они?..
— Вот это — гитара… — восхищенно проговорил он и медленно, с трудом отрывая от нее взгляд, вернул мастеру.
— А ну, Андреич… Покажи… — попросил директор.
Тот сел на стул, бережно, двумя руками уложил гитару на ногу, низко склонился к ней, как бы вслушиваясь в ее дыхание. Было что-то хищное и в то же время нежное во всей его согнутой фигуре, в осторожных и цепких пальцах, властно охвативших гриф и чутко касающихся струн.
И вот возник голос; простой запев старинной русской песни — «Есть на Волге утес». Сразу подхватил его тихий, невнятный, но мощный, будто донесшийся издалека, хор многих голосов. Понемногу песня крепла, смелела. В ней слышались — и рокот широкой, раздольной реки, бьющей волнами в скалы, и беспредельная даль, и глубина тех «сотен лет», что стоит этот дикий, одинокий утес… И все это непостижимо претворялось в такую огромную, подавляющую мощь человеческого духа, что все кругом исчезло, перестало существовать для Федора…
Воровато затихли шумы, доносившиеся из цеха; кто-то осторожно и бесшумно открыл, да так и оставил открытой настежь дверь…
А когда Андреич кончил, долго еще, с минуту длилась тишина; потом так же неслышно закрылась дверь и за ней снова проснулись шумы цеха и голоса людей.
— Вы настоящий артист, — сказал Федор и, не зная, как лучше выразить охватившие его чувства, дружески обнял худые плечи мастера.
— Да ведь ручная работа, — ответил тот отстраняясь. И многозначительно посмотрев на директора, добавил с явным намеком на какой-то уже известный им спор:
— Кустарная… А фабричным способом разве такую сделаешь?.. Пойду, Тимофей Палыч, у меня там крышки греются…
Не дожидаясь ответа, он вышел.
— Нет, сделаем… — упрямо сказал директор. — Пусть не такую, это, конечно, уникум, произведение художника. Андреич творил ее восемь месяцев, а материал для нее сушился и выдерживался лет пять. Но мы можем делать просто хорошие инструменты. А выпускать такую дрянь, — он метнул гневный взгляд на стены, обвешенные инструментами, — это же вредительство; такой продукцией мы только отвращаем людей от музыки… И все из-за того, что не можем наладить правильную сушку материала!.. Запасов нет. Сушильный цех работает медленно. А всякое ускорение процесса приводит к браку. Заколдованный круг какой-то!.. А найдем выход… Обязаны найти! Давайте вместе, товарищ Решетков… Ведь благородная, да и интересная задача Что вам торопиться с вашей механикой? Поработайте у нас, наладим дело и — пожалуйста, никуда механика не уйдет!
