Записав в блокнот полученные задания, Берия произнес с задумчивым видом:
– Я сомневаюсь в надежности товарища флагмана второго ранга. У него в семье не все ладно, сын его связан с врагами народа. Напоминаю, что таких людей мы обычно посылаем не в загранкомандировки, а в совершенно ином направлении.
У Биберева аж поджилки похолодели, а Берия, злорадствуя, продолжал: мол, сынок знатного флотоводца сожительствует с девицей, папаша которой схлопотал десять лет по пятьдесят восьмой статье. Это был конец. Промелькнула паническая мысль: «Под монастырь подвел, подлец сопливый». Словно сквозь толстую подушку, флагман услышал насмешливый голос, обильно сдобренный всемирно известным грузинским акцентом:
– Какая же она девица, ежели сожительствует с сыном нашего Матвея Аристарховича?.. – Переждав вежливые смешки аудитории, Сталин продолжил: – Что скажете, товарищ Биберев, может ли быть девицей дочь врага народа, с которой сожительствует ваш сын?
Первым во весь голос захохотал Ворошилов, к нему поочередно присоединились Молотов и Берия. Державшиеся поодаль офицеры охраны из последних сил прятали улыбки. Уже предвидя неизбежный вердикт Особого совещания, Биберев пробормотал:
– Товарищ Сталин, сын уверял меня, что профессор Недужко, отец его приятельницы, вовсе не враг, а был арестован по ошибке, как это случалось во времена ежовских перегибов. Не изменял он Родине, просто дурью маялся… Кроме того, я совершенно уверен, что у Сталена не могло быть с ней слишком близких отношений.
– Если отношения были не слишком близкими, значит, она вполне может оставаться девицей, – продолжал развлекаться Сталин. – А что нам скажет товарищ Берия – за какую именно провинность был осужден родитель девицы, которая, возможно, вовсе и не девица?
Лаврентий Павлович, похабно осклабившись, заглядывая в другой блокнот, издал урчащий звук – не то смешок, то мурлыканье – и проговорил:
– Не знаю, что товарищ Биберев считает близкими отношениями, однако, согласно данным наружного наблюдения, ваш отпрыск, лейтенант Сталей Биберев только в августе трижды ночевал в квартире Ларисы Недужко, пользуясь отсутствием ее матери, которая ездила отдыхать в Гагру.
Ворошилов со знанием дела заметил, что так и должно быть – в присутствии родителей заниматься аморально несколько неудобно. Он явно собирался привести как. Поучительные примеры из собственной биографии, но ком внутренних дел, строго поглядев на него, продол:
– Что же касается гражданина Недужко Романа Гришевича, бывшего профессора Ленинградского университета одновременно замдиректора Пулковской обсерватории, последний был разоблачен как троцкистско-зиновьевский рушник. Вдобавок он состоял в переписке с зарубежными организациями, а также распускал провокационные о том, будто на Землю высадился десант с другой планет Ежу было ясно, что дело высосано из пальца – но этот наивный и затюканный жизнью флагман Биберев не понимал, что подобные обвинения стоят гривенник за всё. Молотова с Ворошиловым развеселил только после, пассаж – насчет небесных десантников. Однако их игр настроение мигом развеялось, когда наркомы увидели, внезапно изменилось лицо Сталина. Шагнув в сторону Берия, диктатор отчеканил:
– Где материалы этого дела?
– Здесь, товарищ Сталин.
Шеф карательных органов с готовностью запустил в свой бездонный портфель.
Разумеется, он прихватил необходимые документы, чтобы раз и навсегда избавиться от флагмана, придавив его горой компроматов. Лаврентий Павлович извлек нужную папку, развязал тесемочки. Сказал досадливо:
– Стемнело, товарищ Сталин. Трудно читать.
– Ничего страшного, товарищ Берия, мы сами почитаем. – В голосе вождя отчетливо громыхнули металлические интонации. – Сейчас мы зайдем в дом, а там на стене есть такая маленькая эбонитовая штучка – если ее повернуть, под потолком сразу зажигается лампочка Ильича.
По его тону все поняли: шутки кончились. Наркомы послушно встали из-за стола и гуськом двинулись в дачный домик. Следом плелся на ватных ногах Биберев, который уже чувствовал леденящее дыхание колымских морозов.
Поднявшись в кабинет, Сталин сел за свой рабочий стол и погрузился в чтение. Бегло проглядев короткое обвинительное заключение и приговор, он отложил в сторону листы с выписками из протоколов допросов, после чего очень долго и внимательно изучал приложенные к делу фотографии. Особенно заинтересовался он снимком, сделанным через телескоп: смазанное светло-серое пятно астероида, от которого тянулись по звездному небу две тонкие яркие полоски – длинная и короткая. Под усами промелькнула ностальгическая улыбка – Сталин вспомнил молодые годы, когда работал наблюдателем-вычислителем в Тифлисской обсерватории.
– Как тебе нравятся эти светлые линии? – он протянул отпечаток Молотову. – Могу объяснить. Астрономические снимки делаются с большой выдержкой. За это время астероид Гермес переместился на несколько километров – поэтому изображение получилось нечетким. Но какие-то источники яркого света в течение тех же секунд двигались гораздо быстрее и оставили на фотопластинке такие длинные следы.
Профессор Недужко полагает, что этими источниками света могли быть двигатели ракетных снарядов, выпущенных с Гермеса.
– Ты у нас старый астроном, тебе и флаг в руки… Несмотря на столь уклончивый ответ, Вячеслав Михайлович дотошно рассмотрел фотоснимок, озадаченно покачивая головой. Между тем Сталин прочитал по диагонали протоколы, поморщился и сказал:
– Неубедительно. Похоже на очередную ежовскую фальсификацию. Разберитесь, товарищ Берия.
Когда оба первых лица государства и партии говорят, что человек невиновен, остальным положено соглашаться – это понимал даже нарком внутренних дел.
– Сегодня же отдам распоряжение, – прошелестел присмиревший Берия. – Если невиновен – немедленно выйдем на Верховный суд, чтобы пересмотрели необоснованный приговор.
– И поторопитесь, мне нужно с ним поговорить. – приказал Сталин. – Ну, не буду задерживать дорогих гостей…
Пожимая на прощание руку Бибереву, Сталин вдруг осведомился, какое имя следует дать купленному в Соединенных Штатах кораблю. Матвей Аристархович замялся, и тогда Хозяин предложил:
– Думаю, наш первый дальневосточный линкор было бы правильно назвать в честь нашей последней победы на Дальнем Востоке. Пусть носит гордое имя «Халхин-Гол»… – Он проводил гостей до порога и здесь неожиданно проговорил: -
Задержись, Вячеслав Михайлович, если не слишком торопишься.
Оставшись наедине со старым другом и самым верным соратником, Сталин тихо сказал, назвав Молотова его давней подпольной кличкой:
