Лишь на мгновение, когда он наконец обнаружил и пульт управления, и ансибль, и даже уже уселся перед ним, позволил он себе мысленно покинуть этот корабль и отправиться на соседний, где неуверенная рука пилота застыла в раздумье над белым «слоном». Он тут же отключился. Запомнив координаты, которые обозначены были на приборной доске ансибля, он быстро заменил их другими — координатами исследовательской базы Лиги Миров в Кергелене. Это были единственные координаты, которые он всегда помнил, так что ему не нужен был никакой справочник. Он включил ансибль, и пальцы его забегали по клавиатуре.
Действовал он довольно неуклюже, одной левой, здоровой рукой; на небольшом темном экране вспыхивали буквы, составляя слова послания, одновременно возникавшего на экранах и в далеком городе на той планете, что находилась отсюда в восьми световых годах пути:
Лиге Всех Миров. Срочно. Военная база мятежников с планеты Фарадей находится на Фомальгауте-II, на Юго-западном континенте планеты. Координаты: 28 градусов 28 минут северной широты, 121 градус 40 минут западной долготы, до ближайшей крупной реки около 3 километров на северо-восток. База замаскирована, однако с воздуха должна быть заметна как четыре квадрата из двадцати восьми казарм и ангаров на пусковой площадке; взлетная полоса расположена с востока на запад. Шесть суперсветовых бомбардировщиков находятся не на самой базе, а на открытой площадке к юго-западу от основного ракетодрома, на опушке леса; они тщательно закамуфлированы и снабжены светопоглощающими устройствами. Прошу не наносить беспорядочных ударов по местности — жители планеты не являются союзниками мятежников. Я, Гаверел Роканнон, руководитель этнографической экспедиции на Фомальгауте-II и единственный из ее участников, уцелевший после нападения мятежников на наш корабль, передаю эти сведения с борта вражеского суперсветовика. До рассвета осталось около пяти часов.
Ему очень хотелось прибавить: «Дайте мне хотя бы часа два, чтобы выбраться отсюда», но он этого не сделал. Если фарадейцы его поймают, то обо всем сразу догадаются и, вполне возможно, перенесут свои суперсветовики в другое место. Он выключил ансибль и восстановил на его приборной доске прежние координаты. Пробираясь к выходу по огромным чудовищным коридорам, он снова мысленно проверил обстановку на соседнем корабле. Шахматисты встали из-за стола и ходили по кораблю. Он побежал — одинокая фигурка в полутемных безликих помещениях и соединяющих их коридорах. Сперва ему показалось, что он заблудился, не там свернул, однако вылетел он прямо к люку, мгновенно ссыпался по трапу и бросился сломя голову вдоль гигантского корабля, потом вдоль второго такого же и нырнул в лес.
Оказавшись в спасительной тени деревьев, Роканнон рухнул на землю, совершенно обессиленный. В груди жгло огнем, черные ветки над головой, казалось, совсем сомкнулись, и даже лунный свет не проникал сквозь них. Чуть переведя дыхание, он поспешил прочь — мимо ракетодрома, дальше, дальше, тем же путем, каким пришел сюда, по лесу, по холмам, и только свет снова взошедшей Хелики помогал ему видеть, куда он ступает, пока не взошла вторая луна, более яркая — Фени. Казалось, он не идет, а стоит на месте — время уходило с каждой секундой. Если они нанесут бомбовый удар по базе, пока он так близко от нее, ударная волна или всепожирающее пламя непременно нагонят его, и он изо всех сил продирался сквозь заросли и тьму, испытывая страх, который подавить было уже невозможно, и каждую секунду ожидая, что сзади вспыхнет чудовищный смертоносный свет. Но почему, почему же они медлят?
Еще далеко было до рассвета, когда Роканнон добрался до холма с раздвоенной вершиной, где оставил своего Крылатого. Зверь, раздраженный тем, что ему пришлось просидеть на привязи всю ночь, когда кругом полно отличной дичи, даже зарычал на Роканнона, но тот лишь обессиленно прислонился к его теплому плечу и немножко почесал Крылатого за ухом, вспоминая Кьо.
Потом он вскочил в седло и попытался заставить Крылатого взлететь, что удалось не сразу. Зверь довольно долго лежал в позе сфинкса и не желал подниматься. Наконец он встал, протестующе подвывая, и побрел по земле на север, причем со сводившей Роканнона с ума медлительностью. Холмы и поля, заброшенные деревушки и огромные деревья уже стали видны довольно отчетливо, но только когда из-за восточных холмов выполз белый краешек солнца, Крылатый наконец взлетел, отыскал подходящий поток воздуха и поплыл в бледном свете зари над землею. Роканнон то и дело оглядывался. Но позади ничего не было — только мирные земли да туман в устье реки на западе. Он мысленно прислушался к тому, что творится в стане врага, и ощутил их мысли и предутренние сны — все шло как обычно.
Он сделал все, что мог. Надо было быть полным дураком, чтобы рассчитывать, что он сможет как-то помешать неизбежному. Что может один человек против целого народа, решившего разжечь войну? Совершенно измученный, без конца пережевывая свое позорное поражение, Роканнон мчался в сторону замка Бренья. Больше ему некуда было идти. Больше он уже не удивлялся тому, почему Лига так медлит с ударом. Они вообще не станут наносить удар. Они решили, что это просто ловушка, обман, или же, что вполне возможно, он просто забыл координаты Кергелена; в конце концов, одна неверно набранная цифра — и его послание полетело в пустоту. И ради этого погибли Рахо, Иот, Могиен? Ради посланного в никуда сообщения? А он останется здесь, в вечной ссылке, бесполезный, беспомощный, чужой…
В конце концов, это-то как раз неважно. Он — всего лишь одиночка. Судьба одного-единственного человека не имеет значения…
«А что же тогда имеет?»
Невыносимо было вновь вспоминать это! Он еще раз оглянулся — просто чтобы не видеть маячившего перед ним лица Могиена — и с криком прикрыл изуродованной рукой глаза: невыносимо яркий свет высоченным столбом вспыхнул вдруг на равнине у него за спиной.
В вое и яростных порывах поднявшегося вслед за тем ветра, перепуганный Крылатый бросился было вперед, потом резко пошел вниз и рухнул на землю. Роканнон выскочил из седла и бросился рядом с ним, закрыв голову руками. Но от одного он не мог защитить себя — нет, не от этого света, а от тьмы, что ослепила вдруг его душу, принеся ему единовременное ощущение гибели тысячи людей. Смерть, смерть, смерть — всюду смерть, и все это сразу же болью отдалось в его собственном теле и душе. А потом настала тишина.
Роканнон поднял голову и прислушался. И услышал ее, эту тишину.
На закате достигнув замка Бренья, Роканнон спустился на двор, слез с Крылатого и остановился с ним рядом — усталый седой человек с опущенной головой. Все светловолосые обитатели замка моментально собрались вокруг него и стали спрашивать, что это за громадный пожар случился на юге и правда ли то, что рассказывают: будто все пришельцы разом погибли. Странно было видеть их — только что собравшихся вокруг него, но уже знающих то, что и сам он только что узнал. Он поискал глазами Гейн. Увидев ее лицо, он обрел наконец дар речи и сказал, запинаясь:
