– У меня никого нет,-ровным голосом произнесла девочка: Доктор замолчал, покашливая в бороду и слегка поеживаясь то ли от неловкости, то ли от того, что в разгоряченное ходьбой тело начала змейкой заползать прохлада. В пещере было свежо. Словно прочитав его мысли, Пуйме отошла от стены и из темноты подтащила к очагу охапку хвороста.-Много ходили, сейчас кушать будем.
Отдыхай пока.
Роман с удовольствием опустился на одну из оленьих шкур, разбросанных по полу пещеры, другую свернул и пристроил как подушку. Голод он испытывал волчий и порадовался, что, судя по проворности Пуйме, ужина ждать придется недолго. Девочка в считанные минуты успела пристроить над выложенным камнями очагом котелок, откуда-то из кладовой принесла тушку вяленого подкопченного гуся и теперь, с одной спички разведя огонь, рубила гусятину длинным трехгранным ножом.
Лениво наблюдая за ее ловкими, умелыми движениями, доктор наконец спросил:
– Кстати, Пуйме, откуда ты вообще узнала, что мы высадились у этого… как его… Харьюзового ручья?
– Услышала.
– От Апицына?
– Зачем? Так услышала. Сама. Дедушка тоже слышал.
– Вот как…-Роман откинулся на оленьи шкуры и блаженно прикрыл глаза. Необычность ситуации начинала его интриговать. Пещера за водопадом посреди тундры, каменное ложе, старик отшельник, похожий на сказочного гнома,- знахарь-шаман, по всей видимости, его маленькая внучка, которая утверждает, что слышит то, чего нет… Или это у нее такая игра, детская фантазия?
– Пуйме,- решил подыграть Роман,- а ты случайно не слышишь, как там мой товарищ?
– Хорошо,-сообщила Пуйме, не отрываясь от разделки гуся.-Он поймал много рыбы и лег спать.
– Я бы тоже подремал, Пуйме… Ты меня позови, если что…
Роман только начал погружаться в тягучую, обволакивающую дремоту, в которой так уютно пахло костром, и потрескивали дрова, и напевал что-то водопад за толщей каменных стен, как Пуйме тронула его за плечо:
– Дедушка хочет с тобой говорить.
Роман не без труда заставил себя встать, подошел к старику. Сэрхасава Сиртя лежал точно так же, как и час назад, с закрытыми глазами, и казался без сознания. Полагать, что в его состоянии старик может или хочет что-либо сказать, было по меньшей мере наивно.
– Возьми его за руку,- велела девочка.
Роман коснулся безжизненной левой руки, намереваясь проверить пульс, но Пуйме остановила его:
– Не за эту, за другую.
Правое запястье у старика было чуть теплее -что, в общем, ничего не меняло.
– Крепче возьми!
Роман чуть крепче сжал пальцы, уже сердясь на себя за потакание глупым детским фантазиям. Пора сказать ей, что здесь не место и не время для игр, подумал Роман, открыл было рот и…
Словно разрядом тока обожгло его пальцы, обхватившие тощее старческое запястье, и рука, которая, казалось, не принадлежала более этому миру, дрогнула, согнулась слегка в локте, шевельнула кистью.
Не понимая, что происходит, Роман перевел взгляд на лицо умирающего и едва не отпрянул, встретив ответный взгляд: Сэрхасава Сиртя смотрел на него широко открытым правым глазом. Глаз был водянистоголубой, будто размытый старостью, мудрый и проницательный.
– Вы меня слышите? - громко спросил Роман. И, хотя губы старика почти не шелохнулись, услышал отчетливое и даже ироничное: - Я слышу тебя очень хорошо, можешь не кричать. Болезнь забрала мое тело, но не разум.
– Ваша внучка сказала, что вы доктор?
– Это так. Я уже лечил людей, когда твои родители были младенцами. И видел много смертей. И потому знаю: мне не помочь. Не огорчайся. Ты хороший врач. Ты многим здесь удивлен, но ни о чем не спрашиваешь. Больной для тебя важней собственного любопытства.
– Вам не следует столько разговаривать, надо беречь силы.
– Зачем беречь? Нум [В ненецкой мифологии - верховное бестелесное существо, творец Земли и всего на ней существующего.] ждет, завтра к нему пойду. А сегодня жизнь надо вспоминать. Долго жил, хорошо…
Сколько же ему лет, подумал Роман. Восемьдесят? Сто? И тут же услышал в ответ:
– Старый совсем. Пуйме еще не было, а у меня в уголках глаз уже лебеди сели… Лет сто живу, думаю.
Телепатия, чподумал Роман, стараясь сохранить спокойствие, самая обыкновенная телепатия. Самый обыкновенный шаман, который владеет самой обыкновенной телепатией. Ему захотелось ущипнуть себя и проснуться, и все же он знал, что происходящее с ним сейчас -не сон, и, несмотря на обстоятельства, надо действовать рационально. Проще.
– Ты шаман? - решившись, напрямую спросил он.
– Так ненцы меня называют,- хихикнул дед.
– А ты не ненец разве?
– Сиртя я. Сиртя давно здесь жили, еще до ненцев. Помаленьку умерли все, мало осталось.
– Так что же ты в глушь забрался, в пещеру? От людей спрятаться?
– Зачем прятаться. У каждого свое место в жизни, своя работа. У меня здесь дел мно-ого! Людей лечить надо, когда приходят? Надо. Нуму молиться надо? Надо. Священное Ухо охранять надо? Тадебце [Духи (ненец.).] кормить надо? Надо…
Молитвы, духи и священные уши мало интересовали Романа, но вот то, что шаман-сиртя - опытный лекарь, вдруг кольнуло его горьким предчувствием неизбежной и невосполнимой утраты. Ему представилось, что вместе с этим шаманом, может быть, последним представителем своего племени, человеком несомненно редкого опыта, силы ума,- вместе с ним скоро исчезнут бесследно уникальные знания, хотя бы даже гомеопатические. Господи, сколько же секретов народной медицины утеряно из-за такой вот глупой культовости, мистической самоизоляции. Эх, дед, дед…
– Кто же твои дела вместо тебя станет делать?
– Пуйме и станет.
– Этот ребенок малый? - удивился Роман. И сразу напомнил себе, что девочку надо обязательно забрать в поселок, устроить в школуинтернат. Он обернулся… и обомлел. Под котлом трещал сухим хворостом огонь, тепло костра ощущалось даже в углу, где лежал старик. А возле очага было просто жарко. Потому Пуйме уже скинула паницу и стояла, помешивая в котелке варево, обнаженная по пояс. Тело, которое увидел доктор в отблесках пламени, не было детским: перед ним стояла, нимало его не смущаясь, взрослая, полностью сформировавшаяся девушка. Роман понял теперь, в чем заключался диссонанс между поведением Пуйме и ее обликом; ей было не двенадцать лет, как он ошибочно предположил, а никак не меньше двадцати. Лишь рост у нее был детский, метр десять, от силы метр двадцать. Впрочем, и дед не выше. Может, генотип такой у сиртя?
– Сиртя - человек маленький,-пoдтвердил его мысли Сэрхасава. - Зато шаман большой.
– И Пуйме?
– И Пуйме. Большой шаман. Выдутана. Хорошо камлает. Всех табедце знает… Идерв знает, Яв-Мал знает, Я-Небя[Дух воды; дух верховий рек; мать земля - покровительница женщин (ненец.).]…-Мысленный голос старика ослаб, перешел в невнятный шепот.
