— Живой! — стонала она. — Живой!!
— Ты сбежала с флагмана?! — наконец, чуть ослабив объятия, спросил Иван.
— «Ратник» ушел. А я осталась! — прошептала она, задыхаясь, будто прошагала с десяток верст, не переставая плакать, не отпуская его. — Ты живой, Иван! Значит, они лгали! Все лгали! А я знала… ты живой! Тебя нельзя убить!
Иван молчал, гладил ее по спине, по разметавшимся волосам, пытался успокоить. Но не мог успокоиться сам. Наконец, вспомнил о чем-то ином, вопросил вдруг печально:
— У тебя там, — он показал глазами в сторону шара, — припасы какие-нибудь есть?
— Там ничего нет, — ответила Светлана и уткнулась в его грудь.
— Жаль. Они долго не продержатся!
— Кто это — они?
— В Храме много людей, им нечего есть.
— Мы уйдем ненадолго. Мы вернемся скоро, очень скоро! — истово заверила она, уставившись прямо в его глаза.
— Мы вернемся — и всех этих тварей выжжем подчистую… За ее спиной вдруг раздалось тихое покашливание и сиплый голос сказал:
— Тут, вроде, и выжигать-то некого! Вон мы с Харом думали поразмяться малость, нечисть подавить, а они поленьями лежат, как из печки!
Иван приподнял голову и увидел грязного, тощего и диковатого на вид Иннокентия Булыгина. Был он в каком-то драном ватнике поверх измятого и грязного скафа, весь увешанный оружием. Рядом сидел на четвереньках и облизывался синим длинным языком оборотень Хар.
На Ивана Кеша смотрел удивленно и недоверчиво.
— Живой… — просипел он неуверенно. Сделал попытку то ли перекреститься, то ли отмахнуться от видения, да так и не поднял руки выше груди.
Иван чуть отстранил Светлану. Хлопнул ладонью Булыгина по плечу.
— Ладно, — добродушно проворчал он, — кто прошлое помянет, тому глаз долой.
— А кто забудет, — дополнил Кеша, — тому оба вон! — И тут же поинтересовался: — Куда ж нам теперь-то? Туда?!
— И указал в сторону Храма.
Иван обернулся. Белая и величественная громадина Храма Христа Спасителя нависала над ними на фоне черной непроглядной ночи. Стоял Храм. Стоял вопреки бесам, нежитям, выползшим из потусторонних миров, вопреки самой преисподней, захватившей Землю в свой черный плен. Вопреки всему! Недоступный! Недосягаемый! Укрывающий ищущих в нем спасения! Обитель Господня на Земле! И не было света над ним. Но Золотые Купола отражали его — сияли нездешним, Небесным Светом. Несокрушимая Твердыня мира Православного, мира Пресветлого и Нетленного!
— Нет, — тихо ответил Иван. — Туда нам еще рано.
И поглядел на Светлану. Она все поняла.
И все вместе, вчетвером, они вошли в черный бутон, искрящийся неземной росой.
Земля. 18-й подантарктический уровень. 7034-я зона умерщвления. 2485-й год.Глыбища была неподъемной. Не хватало воздуха… да и какой тут, в проклятом подземелье воздух! Глеб зажмурился, уперся ободранным плечом в камень. Больная нога надсадно заныла. Каторга! Ад! Припомнились учебные фильмы, в которых изможденные рабы волокли огромные блоки для фараоновых пирамид. Муки египетские! Но этими рабами, их кровью после тяжкого рабского дня не откармливали всякую гнусь, зародышей чертовых!
Плеть просвистела над ухом, ожгла спину.
— Живей!
Поганые выползни! Похоже, они других слов и не знали. Глеб еле сдержался. Придавить выродка ничего не стоило. Но что толку, Глеб видел, что вытворяли с бунтарями-одиночками. Не приведи, Господь! А главное, даже к ним не приходило облегчение, не забирала их в свои тихие угодья смерть, муки длились бесконечно, не стихая, не прекращаясь ни на миг. Даже с ума не сойдешь, не растворишься в собственном безумии как в нирване, никуда не денешься! Правда, совсем недавно начали появляться голоса… покойный Иван вдруг, ни с того ни с сего заговорил в мозгу… это признак, нехороший признак. А может, и хороший, может, и к лучшему!
Он навалился еще сильнее. И вдруг почувствовал, что глыбища ушла из-под плеча, сорвалась, покатилась. Подпрыгнула на чем-то… рухнула в провал.
Глеб скривился. На чем-то! Теперь он видел, не на чем-то, а на ком-то — она придавила такого же голого и бритоголового, как и он сам. Придавила основательно — остался кровавый мешок с костями. Подходить нельзя. Да и незачем. Сутки-другие несчастный помучается, потом встанет, опять будет упираться, камни волочь, его жизнь не оборвется, кости срастутся, мясо нарастет… сегодня на откорм его не поведут, из него и так все вытекло. За что же муки такие?! Глеб, будто ища ответа на свой вопрос, задрал голову к высоким мрачным сводам огромной пещеры… И обомлел. Сверху почти бесшумно и как-то неестественно медленно падал здоровенный камень, прямо на него. Реакция бывшего десантника выручила, он успел отскочить в сторону. Но вслед за первым полетел второй, третий, четвертый… посыпалась дождем всякая дрянь: песок, мелкие камушки, липкая грязь, пыль, труха. Совсем рядом придавило рогатого выползня. Он корчил гнусные рожи, хрипел, истекал зеленой жижей, царапал глину когтями, но не мог вылезти из-под плоской черной глыбищи. Двое голых и бритоголовых подскочили к нему, принялись бить камнями по голове.
— Получай, тварь! За все!! Гадина!!!
Глеб огляделся. И увидал, что примерно то же творилось по всей пещере — уцелевшие, неискалеченные рабы гонялись за сатаноидами, валили их, били, терзали, разрывали на куски, раздирали в клочья. Это была какая-то вакханалия мщения.
Обвал почти прекратился. Наверху зияла огромная черная дыра, и в дыру эту медленно опускались два черных шара — мягко, неспешно, будто на веревочке. Вот теперь Глеб уверился окончательно — он спятил, не выдержал мучений. А это все самые настоящие галлюцинации, ибо ничто в подземельях адских не меняется и измениться не может, это у него в мозгу «перемены»! И все же накопившаяся злость, ненависть к рогатым бросила его в гущу побоища. Успеть! Добить хотя бы одного! Не то не достанется!
Он дорвался до одного из выползней, ухватил его сразу за оба рога, резким движением с переворотом вывернул шею, сорвал башку, размахнулся и зашвырнул ее в провал. Тело терзали другие — рвали, грызли, били, втаптывали в грязь. Нет, это не галлюцинации. Не наваждения!
Глеб снова задрал голову — шары были совсем низко. Вот сейчас из них выскочат вертухаи-выползни, карательный отряд. Тогда держись!
— Эй, люди! — заорал вдруг кто-то совсем рядом. — Вон они-и!!!
Глеб обернулся в сторону оравшего — и увидал, как изо всех щелей и расщелин лезут рогатоголовые с плетьми, с баграми, с длинными палками, усеянными острыми шипами. Их было много, не сосчитать. И это наставал конец разгулу, минутной свободе.
