станет совсем нестерпимой. Как я уже говорил, пыток я не люблю, но иногда к ним прибегаю. Этот инструмент практически не дает осечки.
— Информацию ты получишь, да только воспользоваться ею не сможешь. И даже если ты посадишь оператором Ашателона или Вематола, аппарат все равно взорвется. — Рыжий Орк немного помолчал. — Мои сыновья могли бы управлять аппаратом, если бы не одно непреодолимое препятствие. Я расскажу тебе о нем, поскольку мне совсем не улыбается взлететь на воздух вместе с вами. Дело в том, что машину нельзя заставить стереть мне память. Даже я не могу этого сделать. Если я введу в аппарат такую команду, он тут же взорвется. Машина отличает меня от клонов по возрасту. Клоны гораздо моложе меня. И как только аппарат обнаружит эту разницу, сработает взрывной механизм.
— Что–то я не пойму, — протянул Кикаха. — Клетки в твоем теле обновляются каждые семь лет, как и у клонов. Как же машина уловит разницу?
— Очень просто. Перед стиранием аппарат просканирует мою память и таким образом убедится, что я — это я, поскольку у клонов память короче. Тут я бессилен что–либо изменить. Я не могу изъять эту цепь так, чтобы машина не взорвалась. Такая в нее вложена команда, и я не в силах ее отменить. — Рыжий Орк встал. — Все, я устал. Отправь меня обратно в камеру.
Кикаха тоже поднялся с кресла:
— Уже уходишь? А мне с тобой было так интересно!
Рыжий Орк встал в круг, очерченный на полу, ожидая, пока его отправят через врата в темницу. Напоследок он крикнул:
— Послушай моего совета, Кикаха! Присматривай за Хруузом! Не доверяй ему!
Выходя из комнаты, Кикаха вынужден был признаться себе, что зашел в тупик. Ситуация напоминала временную ничью. Рыжий Орк оказался упрямее дохлого осла. Ему предложили гораздо больше, чем он заслуживал, но этот ублюдок согласен был скорее умереть, чем лишиться памяти, то есть своего драгоценного «я».
Кикаха пошел в центр управления — громадную комнату с очень толстым ковром, на котором виднелись бессчетные математические формулы. У контрольной панели с мириадами приборов и индикаторов сидел Хрууз. Он развернулся вместе с креслом и поглядел на Кикаху:
— Похоже, тебе придется либо убить его, либо держать в заточении до смерти.
— Держать его взаперти — не лучший выход. За те тысячелетия, что он еще проживет, ему удастся придумать способ побега. А мне невыносима одна мысль о том, что он будет разгуливать на свободе.
— Я предлагаю тебе прекратить его страдания.
— Страдания?
— Да. Порой Рыжий Орк вполне спокоен — так мне, во всяком случае, говорили — и живет в мире с самим собой, пока ощущает свое превосходство над другими людьми. Тогда он бывает даже добр и верит в свою божественную сущность. Но это чувство преходящее. Он не может удержать его, не может стать спокойным и безмятежным по–настоящему, и это его терзает. Он не может принудить людей полюбить себя, хотя сам того не сознает, ибо потребность в любви скрывается глубоко в его подсознании. Под любовью в данном случае я не подразумеваю секс или страсть. Он прожил много тысячелетий, но так и не научился жить в мире с собой и с людьми. Его довели до безумия окружающие, в которых сам он вызвал ненависть к себе.
А теперь ему предлагают возможность покончить с безумием, начать все сначала. Но, невзирая на все страдания и боль, он любит свое безумие. Он не может от него отказаться. Рыжий Орк считает себя сильной личностью, и во многих отношениях справедливо. Но в каком–то смысле он слабак, хотя именно слабаков он презирает больше всего.
Кикаха громко рассмеялся:
— Благодарю вас, доктор Фрейд!
— Как ты меня назвал?
— Не бери в голову. Ты хоть и не человек, но отлично разбираешься в человеческой психологии.
— Я убежден, что между двумя видами разумных существ не может быть кардинальной разницы. Как, впрочем, и между отдельными особями внутри одного вида.
— Возможно, ты прав. И все же факт остается фактом: я предложил Рыжему Орку самое мягкое наказание, учитывая все, что он натворил. А он не соглашается его принять. Такие дела.
Хрууз закатил свои огромные глазищи к потолку. Кикаха не мог понять, что это означает. Презрение? Недоумение по поводу загадочности человеческой натуры?
— Рыжий Орк хотел посеять в твоей душе сомнения на мой счет, — сказал Хрууз. — Надеюсь, ты понимаешь, что все его инсинуации — сплошная ложь.
— Ну конечно! Мне его намерения ясны, — откликнулся Кикаха. — Его хлебом не корми — дай только подложить кому–нибудь свинью.
«Чертов Рыжий Орк! — подумал он про себя. — А ведь он просто вытащил из глубины моего подсознания червей сомнения, что давно уже там кишели. Подозрение точит мой мозг постоянно — и все–таки у меня не было никаких оснований подозревать Хрууза в дурных намерениях. Не было и нет. Нужно просто выкинуть совет Рыжего Орка из головы… Хотя ведь и Манату Ворсион говорила что–то в том смысле, что я слишком доверяю Хруузу. Правда, она тут же признала, что для подобного замечания у нее нет оснований. С другой стороны, не стоит доверять никому, пока не пройдешь с ним огонь и воду… и даже когда пройдешь.
Обычно я подозреваю всех и каждого так же естественно, как дышу. Но у Хрууза такие веские основания для ненависти к властителям, что сомневаться в ней просто грешно. А может, он ненавидит не только тоанов, но и всех людей? Может, он такой же безумец, как и Рыжий Орк, просто лучше скрывает свои чувства? Да нет, Хрууза мне не в чем обвинить. Просто не в чем.
Ну а если он все–таки затевает какую–нибудь пакость? Как узнаешь? Откуда мне знать, что он думает и чувствует на самом деле? Я мог бы его заточить, убрать с дороги — но мне без него не обойтись, да и потом будет крайне несправедливо сажать его в темницу без всяких оснований.
О! Идея! Попрошу его пройти проверку на детекторе лжи! Нет. Он наверняка способен обмануть машину или наркотик правды с помощью ментальных приемов. Если Рыжему Орку это под силу, то Хруузу и подавно. К тому же его метаболизм и нервные реакции, скорее всего, отличаются от человеческих, и результаты проверки будут некорректны. И вообще, если я обращусь к нему с подобной просьбой, то тем самым нанесу смертельную обиду. Я просто не могу этого сделать. А может, нужно через «не могу»?»
Он взглянул на Хрууза, пытаясь разгадать, что творится в голове этого кузнечика.
— Когда