– Как же ты хочешь принудить Мюллера сотрудничать? С помощью наркотиков? Пыток? Может быть, мозгового зондирования?
– По крайней мере, ни одним из этих способов.
– А как? Я спрашиваю всерьез, Чарли. Моя роль в этом деле закончится теперь, если я не узнаю, правды.
Бордмен закашлял, выпил рюмку до дна и съел сливу, затем проглотил одну за другой три таблетки. Он знал, что бунт Раулинса неизбежен, и приготовился к нему, но, тем не менее, ему было неприятно. Пришло время, чтобы умышленно рискнуть. Он сказал:
– Ну что ж, я понимаю, что пора отбросить притворство, Нед. Я скажу тебе, что ждет Дика Мюллера… Но я хочу, чтобы ты все обдумал с более общих позиций, но не забывай, что игра, которую мы ведем на этой планете,
– вопрос не личных позиций и морали. Хотя мы избегаем громких слов, я должен напомнить тебе, что ставка в ней – судьба человечества.
– Я весь внимание, Чарльз.
– Ну, хорошо. Дик Мюллер должен полететь к нашим внегалактическим знакомым и убедить их, что мы, люди, разумны. Согласен? Только он один может справиться с этим заданием, потому что только он не способнен скрывать свои мысли.
– Согласен.
– Мы не должны убеждать этих чуждых существ, что мы хорошие или почтенные, или попросту милые. Достаточно будет, если они узнают, что у нас есть разум и чувства и что мы отличаемся от животных. Что у нас есть эмоции. Что мы – не бездушно сконструированные машины. Неважно, что излучает Дик Мюллер, важно, что он вообще что-то излучает.
– Начинаю понимать.
– Когда он выйдет из лабиринта, мы сообщим ему, какое задание его ожидает. Он, несомненно, будет взбешен тем, что мы его обманули, но в нем должно победить чувство ответственности. Ты, наверное, думаешь, что нет. Но это ничего не изменит, Нед. Мюллеру не дано никакого выбора, пусть только выйдет из своего убежища. Его отвезут куда нужно, и он вступит в контакт с этими существами. Насилие, я понимаю. Но другого выхода нет.
– Значит, здесь даже не принимается в расчет его желание сотрудничать? Его просто сбросят туда, как мешок?
– Мешок, который может мыслить. В чем наши знакомые быстро убедятся.
– Я…
– Нет, Нед. Ничего не говори сейчас. Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе ненавистен весь этот заговор. Конечно. Мне это тоже кажется мерзким. Иди и задумайся над этим. Взгляни на это с разных точек зрения. Если ты решишь улететь отсюда завтра, то уведоми меня. Теперь уж как-нибудь мы справимся без тебя… Но поклянись, что удержишься от необдуманных поступков. Дело слишком важное.
Несколько минут Раулинс был бледен, как полотно. Потом лицо у него запылало. Он закусил губу. Бордмен добродушно улыбнулся. Сжав кулаки и прищурив глаза, Раулинс быстро вышел.
Продуманный риск. Бордмен проглотил таблетку. Наконец, протянул руку за бутылкой Мюллера. Сладкий, крепкий, изысканный напиток. Он старался как можно дольше сохранить этот вкус на языке.
Мюллер почти полюбил гидрян. Особенно грацию их движений. Действительно, они, казалось, парили в воздухе. А необычность собственных взглядов никогда особенно его не поражала. Он часто повторял себе: ты жаждешь гротеска, так надо тебе его искать за пределами Земли. Жирафы, омары, верблюды. Посмотри объективно – вот верблюд. Что, он выглядит менее причудливо, чем гидрянин?
Его капсула села во влажной унылой части Беты Гидры IV много севернее экватора, где на амебоподобном континенте располагалось несколько больших квазигородов, занимающих пространство в несколько тысяч квадратных километров. У него были специальная аппаратура, спроектированная для этой местности и этой миссии, и фильтрующий комбинезон, который прилегал к телу, как вторая кожа. Он пропускал только чистый воздух. Двигаться он в нем было легко и свободно.
Прежде чем он впервые встретил жителей планеты, наверное, целый час он пробирался сквозь заросли гигантских деревьев, формой похожих на грибы. Они достигали высоты несколько сот метров. Может быть, небольшая сила тяжести – всего пять восьмых земной нормы – была в этом повинна, но их изогнутые стволы не казались крепкими. Он подозревал, что под корой, толщиной, по крайней мере, в палец, находится какая-то кашица, похожая на студень. Кроны этих деревьев, скорее шляпки, вверху соединялись, создавая почти цельную крышу или навес над головой, так что свет только в некоторых местах достигал земли. Плотный слой облаков над всей этой планетой пропускал только туманный расплывчатый перламутровый свет, а здесь даже эти неяркие лучи поглощали деревья, потому всюду господствовали рыжеватые сумерки.
Встретив гидрян, Мюллер был удивлен их огромным ростом – около трех метров. Со времени своего детства он не чувствовал себя таким маленьким. Он стоял среди этих существ, выпрямившись, как только мог, и пытался заглянуть им в глаза. Настало время использовать знания в области прикладной геоминистики. Он спокойно сказал:
– Меня зовут Ричард Мюллер. Я прибыл к вам с дружеским визитом от народов Земли.
Конечно, гидряне не могли понять его слов. Но они стояли неподвижно, как будто прислушиваясь. Мюллер надеялся, что их молчание не означает недоброжелательности. Он опустился на колено, и на мягкой влажной земле начертил формулу Пифагора, затем поднял глаза и улыбнулся.
– Основная концепция геометрии. Универсальная система мышления.
Гидряне наклонили головы. Ноздри, похожие на вертикальные щели, слегка дрожали. Ему показалось, что они обменялись взглядами. Когда у тебя столько глаз, сидящих вокруг всего тела, для этого даже не надо поворачиваться.
– А теперь, – сказал он, – я покажу вам еще кое-что и кое-какие доказательства нашего родства. Он нарисовал прямую линию, рядом с ней – две линии, а немного подальше – три. Дополнил это изображение знаками: I + II = III.
– Ну, как? – спросил он. – Мы называем это сложением.
Соединенные суставами руки начали описывать окружность. Двое гидрян выпрямились. Мюллер вспомнил, как гидряне, едва обнаружив зонд, тут же уничтожили его, даже не попытавшись исследовать. Он был готов теперь к подобной реакции. Но они только слушали. Внимательно. Он поднялся на ноги и показал то, что начертил.
– Ваша очередь, – сказал он. Он говорил довольно громко и улыбался. – Покажите мне, если поняли. Можете обратиться ко мне на универсальном языке математики.
Ничего.
Он снова показал на символы, а потом протянул раскрытую ладонь к гидрянину стоящему, ближе всех.
После длинной паузы другой гидрянин вышел вперед, поднял ногу и легко задвигал своей шарообразной стопой. Черточки исчезли. Он расчистил грунт.
– Хорошо, – кивнул Мюллер. – Теперь ты чего-нибудь нарисуй.
