— Да, помню.
Инсигна медлила, и пронизывающий взгляд Марлены сделался жестким.
— Отсвет на волосах, — шепнула девочка словно себе самой, не замечая, что говорит вслух. — Рука у виска. Отодвигается. — Голос ее утих, но губы продолжали шевелиться. И вдруг она громко и дерзко выкрикнула: — С чего ты решила, что у меня с головой не в порядке?
— Нет, — быстро ответила Инсигна, — совсем наоборот, дорогая. Мы прекрасно знаем, что у тебя ясная головка, и хотим, чтобы так оно и осталось. Слушай…
Рассказу об эритрийской лихоманке Марлена внимала с огромным недоверием и наконец сказала:
— Мама, я вижу, ты сама веришь тому, что говоришь, но, по-моему, тебе могли солгать.
— Обо всем этом она узнала от меня, — вмешался Генарр, — а я знаю, что говорю. А теперь скажи, не солгал ли я. Не возражаешь?
Марлена молча покачала головой.
— Почему тогда вы решили, что мне грозит опасность? Почему она грозит именно мне, а не вам или маме?
— Она же сказала, Марлена. Предполагают, что лихоманка поражает людей с развитой фантазией, воображением. Считается, что чем выше твой ум над обыденностью, тем более подвержен он лихоманке. И поскольку твой разум является самым необычным из всех, с которыми мне приходилось иметь дело, я опасаюсь, что ты окажешься необычайно восприимчивой к ней. Комиссар распорядился, чтобы я не ограничивал твою свободу действий на Эритро, чтобы ты увидела и испытала все, что пожелаешь. Мы даже обязаны обеспечить твое передвижение вне Купола — если ты захочешь. Ты думаешь, что он был просто добр к тебе — но разве не может статься, что, разрешив тебе выходить из Купола, он просто надеялся, что ты подхватишь лихоманку?
Марлена слушала, не проявляя эмоций.
— Разве ты не поняла, Марлена? — спросила Инсигна. — Комиссар желает тебе не смерти. Уж в этом-то мы его не можем обвинить. Он просто стремится погубить твой ум, хочет, чтобы ты заразилась.
Марлена невозмутимо слушала.
— Но если комиссар Питт пытается меня погубить, — наконец заговорила она, — почему вы хотите отослать меня прямо к нему в лапы?
Генарр поднял брови.
— Мы уже объяснили. Здесь тебе опасно оставаться.
— Но разве рядом с ним я буду в безопасности? На что он может решиться в следующий раз — если он действительно хочет погубить меня? А так он будет ждать, когда я заболею, ждать, ждать — и в конце концов забудет обо мне — не так ли? Но только если я останусь здесь!
— Но здесь тебе грозит лихоманка, Марлена, лихоманка! — Инсигна протянула руки, чтобы обнять дочь.
Марлена уклонилась от объятий.
— Она меня не волнует.
— Но мы же объяснили…
— Это неважно. Здесь мне ничего не грозит. Совсем ничего. Я знаю себя. Всю жизнь я училась понимать собственный разум. Теперь я знаю его. Ему здесь ничего не грозит.
— Марлена, посуди сама, — сказал Генарр. — Каким бы уравновешенным ни казался тебе собственный ум, с ним может случиться все что угодно. Ты можешь заболеть менингитом, эпилепсией, у тебя может появиться опухоль мозга, в конце концов ты постареешь когда-нибудь. И ты не сумеешь этого предотвратить, лишь убеждая себя, что с тобой такого случиться не может.
— Обо всем этом я не говорю, речь идет о лихоманке. Для меня она не заразна.
— Дорогая, разве можно знать это наперед? Нам даже неизвестно, что ее вызывает.
— Что бы ни вызывало — мне она не грозит.
— Откуда ты это знаешь, Марлена? — спросил Генарр.
— Просто знаю.
Терпение Эугении лопнуло. Она схватила Марлену за локоть.
— Марлена, ты сделаешь так, как я велю!
— Нет, мама. Ты не понимаешь. На Роторе меня все время тянуло на Эритро. Здесь это чувство только усилилось. Я хочу здесь остаться. Я уверена — мне ничто не грозит. Я не хочу возвращаться.
Инсигна открыла было рот, но Генарр поднял руку: молчи!
— Я предлагаю компромисс, Марлена. Твоя мать должна провести здесь астрономические наблюдения. Для этого потребуется какое-то время. Обещай, что, пока она занята ими, ты не будешь покидать Купол, станешь выполнять любые мои указания, которые покажутся мне разумными, и регулярно проходить обследование. Если мы ничего у тебя не обнаружим, то можешь оставаться под Куполом, пока мать не покончит с делами. Потом мы снова все обсудим. Согласна?
Марлена задумчиво склонила голову. Наконец она сказала:
— Хорошо. Только прошу тебя, мама, не пытайся изобразить досрочное окончание работы. Я все пойму. И не торопись — все должно быть сделано хорошо. Я замечу и это.
Инсигна нахмурилась.
— Марлена, я не привыкла легкомысленно относиться к работе. Не думай, что я способна халтурить — даже ради тебя.
— Извини, мама, я понимаю, что временами раздражаю тебя.
Инсигна тяжело вздохнула.
— Не стану этого отрицать, но в любом случае ты остаешься моей дочерью. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была в безопасности. Ну как, я не солгала?
— Нет, мама, только, пожалуйста, поверь мне — я не напрасно говорю, что здесь мне ничего не грозит. Я впервые чувствую себя счастливой. На Роторе я не знала, что это такое.
— У тебя усталый вид, Эугения, — заметил Генарр.
— Сивер, я устала. Так, накопилось кое-что за два месяца непрерывных расчетов. Уж и не знаю, как обходились астрономы Земли своими примитивными средствами до выхода человека в космос. Кеплер, например, сформулировал законы движения планет, ограничиваясь такими простыми вещами, как логарифмы, да еще радовался, что ему повезло — потому что их только что придумали.
— Прости меня за невежество, но я полагал, что в наши дни астроном должен только повернуть свои приборы в нужную сторону, а потом может отправляться спать, а утром ему останется лишь забрать аккуратные распечатки и снимки.
— Хорошо бы. Но сейчас у меня другая работа. Ты знаешь, мне нужно было с максимальной точностью измерить вектор скорости Немезиды относительно Солнца, а потом правильно рассчитать взаимное положение звезд и планет в момент наибольшего сближения. Достаточно малейшей неточности — и получится, что Земля погибнет, тогда как на самом деле уцелеет, и наоборот. Представляешь? — Не дождавшись ответа, Инсигна продолжала: — Задача достаточно сложная, даже если бы кроме Солнца и Немезиды во Вселенной не было других тел — но поблизости расположены звезды, и они тоже движутся. И по крайней мере дюжина их способна своим тяготением внести возмущения в движение обеих звезд, пусть и небольшие. Отклонения крошечные, но, если ими пренебречь, ошибка вырастет на миллионы километров. И чтобы не ошибиться, приходится определять массы всех этих звезд, их положение, скорость — причем со значительной точностью. В итоге, Сивер, я имею задачу пятнадцати тел. Невероятно сложная штука. Немезида пройдет прямо через Солнечную систему и окажет заметное воздействие на целый ряд планет. Многое, конечно, зависит от расположения планет во время прохождения Немезиды, от того, насколько изменятся их орбиты под ее влиянием. Влияние Мегаса, кстати, тоже приходится учитывать.
