Он смотрел своими большими печальными глазами далеко-далеко и молился. Никогда еще охотник не испытывал такого ужаса, как перед этим несчастным ребенком. А мальчик, словно почувствовав состояние Джойса, перестал молиться, скрестил руки на груди и закрыл глаза. «Скорее, скорее! Если он опять откроет глаза — я сойду с ума!» Досланный патрон радостно угнездился в казеннике, и «бреме» без задержки полыхнул коротким пламенем.
Тело мальчика долго не тонуло. Засаленное тряпье на нем плохо намокало, и, отброшенный почти к середине реки, мальчик, наполовину утопленный, совершал на водоворотах какой-то свой танец. Он торчал из воды как поплавок и, раскачиваясь на волнах, словно бы приглашал Джойса поиграть вместе с ним. Наконец река справилась с телом.
Это послужило сигналом для охотника. Джойс сорвался с места и, суетясь и дыша со свистом, принялся выдирать из тайника длинный шест. «Быстрее избавиться от этого плота.
Дьявол его на мою голову!» — Джойс изо всех сил навалился на шест, и тот, не выдержав, сломался. Обозленный охотник, выплевывая ругательства, вскочил с гальки, на которую упал, и сбросил с себя мешающее ружье. Затем он уперся руками в край плота и начал отталкивать его от берега. В конце концов тяжелый плот поддался, и Джойс, зайдя для верности по пояс в ледяную воду, последний раз коснулся бревен. Он убедился, что река прочно держит свою добычу, и побрел обратно к берегу. Джойс тяжело загребал ногами воду и все ждал грохота бревен. Ждал этого звука за спиной, когда река заберет себе свою часть и погонит обломки дальше. Но было тихо. Может быть, строптивая стихия решила поиграть? Джойс выбрался наконец на косу и, оглянувшись, обомлел: плота нигде не было.
Ночь выдалась беспокойной. Джойс почти не спал. То ему чудилось, что кто-то то заглядывает в маленькое закопченное окно, то прячется по углам. Джойс хватался за свой «бреме», вскакивал, подбегал к двери и, как только первые лучи солнца коснулись стен его жилища, быстро собрался и бегом отправился к реке.
Когда он прибежал к косе, солнце уже полностью вышло из-за горизонта и освещало стоящий возле галечного берега плот. Казалось, трагедия разыгралась только что. Раны на телах, еще дымились и кровь растекалась по бревнам, это Джойс, стоящий на краю обрыва и с ужасом взиравший на происходящее, видел отчетливо. Пересилив себя, он сбежал вниз и, помедлив еще несколько секунд, что есть силы навалился на своего врага. На этот раз Джойс не отводил взгляда до того момента, пока плот не налетел на камни. Ничуть не успокоившись, он приплелся в форт. Солти, увидев хозяина, радостно запрыгал и очень удивился, что на него не обращают внимания.
Вторая ночь прошла сплошным кошмаром. Хозяин, пугая Солти, стрелял по углам своего жилища, везде ему чудились глаза — закатывающиеся мертвые глаза рулевого. И с первыми лучами солнца, как и в прошлый раз, измученный Джойс побежал к реке. Одной рукой он волок свой верный «бреме», другой прижимал-к груди большую расплескивающуюся склянку с керосином. Он был уверен, что плот окажется на месте целым и невредимым. Джойс добежал до обрыва и остановился на самом краю, затем зарычал как зверь и бросил под ноги ружье. Он поднял высоко над головой бутыль с керосином и метнул горючее на бревна, плота. Горючее брызнуло во все стороны, и утреннее солнце заиграло на волнах радужной пленкой. Джойс поднял ружье и не целясь выстрелил.
Пламя сначала нехотя, затем быстрее и смелее охватывало плот-призрак. Вот вспыхнул шалаш, оба тела скрючились до неузнаваемости и зашевелились, словно силясь подняться…
Огонь делал свое дело быстро и надежно, а Джойс стоял, и ликование было на его осунувшемся лице: я убил тебя все-таки, я убил тебя. Вдохнул полной грудью воздух с запахом гари и, повернувшись, пошел от шипящих в воде головешек.
…Те две ночи, до этой, третьей, были цветочками, а теперь Джойс не мог даже сидеть спокойно. Он ревел, обливаясь потом, пытаясь сорвать с горла несуществующие пальцы, катался по полу, на который его ежеминутно рвало желчью. Солти испуганно жался по углам и решительно ничего не понимал. Потом Джойсу вдруг полегчало как-то неожиданно. Он полежал немного на заблеванном полу, проверяя свое исцеление, немного отдышался и встал на ноги. Чуть-чуть пошатывает, но идти можно. Отпер заветный сундук, вытащил кожаный мешок и при свете свечи отобрал среди разномастного золота и серебра три маленькие, неизвестной чеканки монеты.
Дорогу до/ реки Джойс достаточно хорошо знал и для ночной поры. Вскоре он уже слышал шум воды и чувствовал на лице движение холодного воздуха. Вот и обрыв. Внизу, у галечной косы угадывается темный силуэт плота. Джойс со всего размаха швырнул монеты в него и услышал, как они, стуча, запрыгали по бревнам. Затем сел на большой валун и стал ждать рассвета. Он немного задремал, а когда очнулся — было уже совсем светло и никакого плота не было и в помине.
С тех пор Джойс стал спать спокойно, а еще через месяц завыли метели, и все переживания были покрыты белым и надежным покрывалом.
Хозяин с Солти продолжали охотиться и как могли коротали длинные зимние вечера. Как-то раз, ближе к вечеру после охоты, Джойс пошел сложить в поленницу дрова, которые он наколол накануне. Каково же было его удивление, когда он увидел аккуратно сложенные и подровненные поленья чего никогда не делал сам Джойс. Пришлось списать все на отказавшую память. Другой раз, когда Джойс преследовал вместе с Солти лося, он услышал за хрустом снега под лыжами какие-то всхлипы, мольбы, наконец явственно увидел перед собой лютые глаза собаки, клыки блеснули и крик оборвался.
От неожиданности охотник остановился. Видение прекратилось. Впереди далеко мелькал среди заиндевевших кустов Солти. Искрились под солнцем сугробы. Джойс снова побежал по снегу и услышал отразившееся в той ночной июльской чаще эхо детского крика.
Возвратившись в форт, охотник увидел, что его жилище тщательно убрано. Вымыт пол, до белизны выскоблен стол, подметена по углам паутина. Печь еще не остыла, а на плите стоял горячий ужин. Джойс посмотрел на Солти: пес преспокойно проследовал к своей подстилке. «Если бы какая-то живая душа побывала здесь, Солти отреагировал бы обязательно, — подумал Джойс, но тут же сам отметил: — Если живая душа… А если неживая?»
И каждый раз, возвращаясь домой, Джойс находил нетронутыми волосинки, спички на двери — это показывало, что двери никто не открывал, но внутри по-прежнему ждал порядок и горячий ужин.
..В один из дней, ясный и по-зимнему звонкий, Джойс обнаружил в лесу странные следы. Это очевидно были следы человека, но уж очень маленькие, а в одном месте, где снег был не очень глубоким, явственно угадывалась босая детская ножка. «Ну, это уж слишком! В такую стужу…»
