— Бросьте шутки, молодой человек! — гаркнул взбесившийся Джек. — Я очень метко стреляю…
— Стреляйте, — сказал юноша, загораживаясь, как щитом, задохнувшимся пуговкой…
Я стоял сзади авантюриста. Я дрожал за отважного смельчака.
Джек нажал курок. В ту же секунду… Три события протекли в ту же секунду!..
Первое: моя нога независимо от моей воли вдруг поднялась и пнула Джека в мягкие части. Второе: Джек выстрелил и промахнулся. Третье: юноша, как из пращи, метнул безжизненное тело пуговки в направлении выстрела и — это уже в следующую секунду — Джек грохнулся, глухо екнув, сраженный тяжестью своего закадычного друга…
Юноша улыбнулся и расцвел, как утреняя заря; подошел ко мне:
— Вы молодец, — сказал он и пожал мне руку.
О! Я до сих пор горжусь этой похвалой и этим пожатием!.. Пусть-ка осмелится кто сказать мне, что я совершил некультурный поступок! Пусть мне скажут, что недостойно интеллигентного человека употреблять ногу для нанесения побоев человеку же! Пусть что им заблагорассудится скажут! Чорт побери, какое мне дело!!.
Этот удивительный юноша, которого я узнал с первого взгляда, хотя ни разу в жизни не видал; этот солнцу подобный человек сказал мне:
— Вы молодец, — и… больше ничего. Точка.
Затем он подошел с той же улыбкой к ребятам. — Так значит, комса? — снова спросил он и стал освобождать их от пут.
Юнцы возбужденно застрекотали.
Я пришел в себя, я забеспокоился, я выказал необыкновенную предусмотрительность: как бы авантюристы не встали, как бы ни выкинули новой штуки. Нужно хотя бы отобрать у них револьверы; нужно…
— Не беспокойтесь, — мягко прервал меня юноша, продолжая распутывать моих друзей, — они теперь не встанут; я знаю, что делаю, и всегда отвечаю за свои поступки… Не так ли, "ком-са…?"
Что это за магическое слово? Почему он так часто упоминает его?
И как это одной только "Ком-сой" он в миг вылепил всю обстановку, с первого взгляда сообразил, что нужно делать?.. А теперь смотрите, теперь: он в три счета вошел в доверие ребят; заколдовал, зачаровал их "ком-сой". Сделал их сразу настолько интимно-близкими себе, что я недоумевал: да полно, старина, не надувают ли тебя? Они просто знакомы друг с другом еще с тех пор, когда вместе под стол пешком хаживали…
— Я знал, что вы прибыли, — говорил Андрей (это был он, знаменитый путешественник по Вселенной), — но я ожидал других — вернее другого…
Мы сидели в избушке, сложенной из сигиллярий и каламитов и скрепленной морскими лианами; весело трещал очаг, что было совсем не лишнее, так как мы изрядно вымокли под проливным дождем негостеприимной планеты.
— Безотрадное явление, — сказал по этому поводу хозяин избушки, бросив взгляд через окно. — Атмосфера Венеры так набухла водой, что небо постоянно плачет. За все время, сколько я здесь живу, не было ни одного сухого дня: дождь, дождь и дождь… Он, правда, не опасен — простудиться трудно, — сами видели, что на Венере, все равно, как в хорошей бане, но надоедает сильно… Я изрыскал всю планету вдоль и поперек в поисках недождливой местности и нашел такую только на полюсах и около них; но там вместо дождя — беспрерывный снег. Нанесло сугробища в несколько километров высотой. И там уже совсем безотрадно: ни зверя, ни деревца, одна белая смерть… Я изредка для разнообразия навещаю и те местности, но не выживаю в них долго… Здесь хоть у меня есть друзья, с которыми я коротаю дождливые дни…
Он высунул голову в окно и резко свистнул.
Послышался грузный по лужам бег с тяжелой одышкой. Кто-то зацарапал в дверь. Андрей толкнул ее и впустил двух бесподобно милых зверенышей, от которых мы мгновенно забрались с ногами на скамейки-пни.
Это были два ящеро-подобных животных, каждый длиною с метр. Они имели непомерно большие изумрудные глаза, широкие головы с рядом мелких острых зубов на челюстях и туловище с двумя парами когтистых ног, постепенно суживающееся от головы до хвоста.
Андрей безбоязненно взял одного звереныша на руки; тот оскалил зубы, забил хвостом и стал гудеть-подвывать, выражая тем свое большое удовольствие. Второй оперся на хвост и на задние лапы; а передними зацарапал по его коленям.
— Здешние цари природы, — представил нам их Андрей.
— Это — бранхиозавры, — отозвался я, все еще не спуская ног, хотя ребята уже зацапали второго звереныша и принялись, по своему обыкновению, дурачиться с ним. — Самые примитивные четвероногие. Они, очевидно, земноводные?
— Да, — согласился Андрей, — они одинаково любят и землю и воду. Детство же свое они целиком проводят в воде в виде головастиков…
Вихрастый Гришка доигрался. Ему очень хотелось научить бранхиозавра стоять на голове (сам-то он постоянно даже ходит на ней); бранхиозавр никак не понимал, чего от него требуют, и в конце концов куснул дресировщика за палец.
— А, чорт! — крикнул Гришка, обсасывая кровоточащий палец, — удивительно невоспитанное животное! Чем ты его кормишь, Ком-са?..
(Они уже теперь и друг друга почему-то величали "Ком-сами").
Андрей поставил с полки два куска чрезвычайно белого мяса, кинул его своим воспитанникам и выпроводил их за дверь.
Вот что он нам рассказал затем по поводу своего чудесного пребывания на Венере.
— Возвращаясь из далекого путешествия, с Земли № 4 от славных "сосиалей", я должен был неоднократно опускаться на встречных планетах, чтобы заряжать психо-аккумуляторы. На иныx планетах я встречал высоко opганизованную жизнь мыслящих животных, и там мне легко удавалось, пополнить в машине запас психо-энергии. На других, в роде настоящей, жизнь заключалась в простых первобытных формах и тут уже не взыщите-брать было нечего: я кое-как добирался до следующей планеты с мыслящими организмами, заряжал аккумуляторы, отдыхал и продолжал дальнейший путь.
Мне оставалось сделать всего лишь одну-другую сотню миллионов километров, чтобы попасть на родную Землю, но я не рассчитал заряда — машина разрядилась вчистую, и я принужден был опуститься здесь, где вы меня видите. Тщетно искал я на этой планете высших форм жизни. Мои четвероногие друзья и их порода стояли во главе этой жизни, венчали, так сказать, ее творческие достижения. Но oт них была такая небольшая польза, что — я высчитал — мне понадобилось бы два с половиной года для достаточного наполнения аккумуляторов их психо-энергией… Однако полеты в пределах Венеры стали для меня возможны уже через месяц.
По прошествии этого срока я попытался силою изучения своего мозга известить Никодима, моего товарища по Луне, о печальном положении вещей. Это мне удалось. Мои психо-волны дошли до него, и он меня известил в свою очередь, что он находится в Америке, занятый какими-то научными изысканиями…
