Этот подъем по лестнице оказался самой трудной вещью, которую пришлось делать в жизни Мэтту Берку. До сегодняшнего вечера он не знал, что все детские страхи - те страхи, которые охватывали его, восьмилетнего, когда он проходил один вечером мимо руин методистской церкви, воображая внутри змееглазых чудовищ; те страхи, которые превращали скомканное одеяло на кроватке трехлетнего мальчика в темный призрак, - все они не умерли, а только отложены до случая.
Он не включил свет. Он медленно шагал со ступеньки на ступеньку, пропустив шестую, скрипящую. Он держался за распятие, и пальцы его так вспотели, что оно выскальзывало.
Неслышно ступая, он прошел через холл. Дверь гостевой комнаты была приотворена. Он оставлял ее закрытой. Снизу неразборчивым бормотанием доносился голос Сьюзен.
Он встал перед дверью. "Вот она - основа всех человеческих страхов, подумал он. - Закрытая дверь, которая открывается сама".
Он двинулся вперед и толчком распахнул ее.
Майк Райсон лежал на кровати.
Лунный свет лился в окно, превращая комнату в лагуну снов. Мэтт затряс головой. Ему показалось, что он вернулся назад во времени и нужно пойти вниз позвать Бена, потому что Бен еще не в больнице...
Майк открыл глаза.
На секунду они сверкнули в лунном свете - серебро, обрамленное красным. Они были пусты, как вымытая доска. В них не светилось ни мысли, ни чувства. Водсворт сказал: "Глаза - окна души". Эти окна открывались в пустую комнату.
Майк сел, простыня свалилась с его груди, и Мэтт увидел крупные неровные швы - там, где медицинский эксперт или патолог маскировали результаты вскрытия, возможно, насвистывая за работой. Майк улыбнулся, показав белые острые клыки. Улыбка была только сокращением мускулов рта она не коснулась глаз. В них оставалась та же мертвая тьма.
Очень отчетливо Майк произнес:
- Посмотри на меня.
Мэтт посмотрел. Да, глаза оставались непроницаемо черными. Но очень глубокими. В них легко было разглядеть свое отражение: маленькое, серебристое, медленно тонущее - и больше не имел значения весь мир, не имел значения страх...
Берк отступил назад и крикнул:
- Нет! Нет!
И выставил вперед распятие.
Чем бы ни был Майк Райсон, он зашипел, словно его облили горячей водой. Руки взметнулись, как будто защищаясь от ударов. Мэтт шагнул в комнату - Майк шагнул назад.
- Уходи, - гаркнул Мэтт. - Я беру назад свое приглашение!
Райсон издал высокий дрожащий вопль, полный ненависти и боли. Шатаясь, он сделал четыре шага назад, наткнулся на подоконник и потерял равновесие.
- Я позабочусь, чтобы ты уснул как мертвый, учитель.
Это упало в ночь спиной вперед, вскинув над головой руки, как ныряльщик, прыгающий с трамплина. Бледное тело блеснуло, как мрамор, жутко контрастируя с черными швами на животе.
Мэтт издал безумный стон и выглянул в окно. Там ничего не было, кроме посеребренной лунным светом ночи и танцующего в воздухе под окном облака пылинок. Они собрались, мерцая, в отвратительную человеческую форму, а потом рассеялись в пространстве.
Мэтт повернулся бежать - и вот тут-то его согнула боль, заполнившая грудь. Казалось, она поднималась по руке правильными пульсирующими волнами. Распятие закачалось перед глазами.
Он шагнул в холл, обхватив руками груди, прижимая правой цепочку распятия. Образ Майка Райсона, ныряющего в темный воздух, стоял перед его глазами.
- Мистер Берк!
- Мой доктор - Джеймс Коди, - проговорил он, не разжимая холодных, как снег, губ. - Телефон в книжке. У меня, кажется, сердечный приступ.
И упал лицом вниз.
- Говорит доктор Коди.
- Это Сьюзен Нортон. Я в доме мистера Берка. У него сердечный приступ.
- У кого? У Мэтта Берка?
- Да. Он без сознания. Что мне...
- Вызовите "скорую". Номер в Кэмберлнленде 841-4000. Оставайтесь с ним. Укройте одеялом, но не двигайте с места. Вы поняли?
- Да.
- Я буду через двадцать минут.
- Можно...
Но телефон ответил короткими гудками.
Она вызвала "скорую", и снова осталась одна перед необходимостью подняться к нему.
Она смотрела на темную лестницу и сама удивлялась своей дрожи. Ей хотелось, чтобы ничего этого не произошло - не ради того, чтобы остался здоров ее старый учитель, а только чтобы не чувствовать тошнотворного ужаса. Ее неверие было полным - теперь она лишилась этой опоры и падала.
Она слышала голос Мэтта, слышала и жуткое, лишенное выражения: "Я позабочусь, чтобы ты уснул как мертвый, учитель". В голосе, произнесшем это, было не больше человеческого, чем в собачьем лае.
Она пошла вверх по лестнице, делая усилие при каждом шаге. Даже свет в верхнем холле почти не помог. Мэтт лежал на ковровой дорожке, тяжело и прерывисто дыша. Сьюзен наклонилась, расстегнула две верхние пуговицы его рубашки и пошла в гостевую комнату за одеялом.
Там было холодно. Окно распахнуто. На кровати не обнаружилось ничего, кроме матраца, но одеяла нашлись на верхней полке в шкафу. Когда Сьюзен повернулась к двери, что-то блеснуло на полу в лунном свете. Она наклонилась и подняла блестящий предмет. Она узнала эту вещицу. Классное кольцо Кэмберлндендской школы высшей ступени. Она прочла выгравированные на кольце инициалы: М.К.Р.
Майкл Кори Райсон.
На минуту, в темноте, она поверила. Поверила всему. Крик поднялся у нее в горле, ей удалось сдержать его, но кольцо выскользнуло из пальцев и легло опять под окном, сверкая в лунном свете, изгнавшем осеннюю темень.
10. ЛОТ (3)
Город знал, что такое тьма.
Он знал, что такое тьма, которая спускается на землю, когда вращение скрывает ее от солнца, и знал, что такое тьма в человеческой душе. Город это соединение трех частей, более важных для него, чем районы, - это люди, здания и земля. Люди - шотландцы и французы. Попадаются, конечно, и другие, но немного, как щепотка перца в кастрюле. И содержимое этой кастрюли никогда не проваривается до однородности. Здания почти все построены из честного дерева. Земля - гранит, покрытый тонким уязвимым слоем почвы; фермерство на ней - неблагодарное, тяжелое, безумное занятие. Жизнь в городе прозаичная, бесчувственная, пьяная. В темноте город принадлежит вам и вы принадлежите городу, и вместе с ним вы спите, как мертвец. Здесь нет жизни, а только медленное умирание дней, и потому, когда на город падает зло, его приход кажется предопределенным, усыпляющим и даже приятным. Как будто город знал о приближении зла и о том, какую форму оно примет.
У города есть свои секреты, и он хорошо хранит их. Люди не знают всего. Они знают, как жена старого Эльби Крэйна сбежала с туристом из Нью-Йорка - или им кажется, что они это знают. Но она утопилась в старом колодце, когда турист бросил ее, а Эльби мирно умер в своей постели от сердечного приступа через двадцать лет. Они знают, что Губи Марстен убил свою жену, но не имеют представления, что он годами заставлял ее делать. Никто не знает, что она умоляла мужа убить ее.
