А между тем такая буря могла вот-вот разразиться. Не было основания ожидать, что споры с каждым днем не станут разгораться все больше и больше, так как с каждым днем, судя по ежедневным заметкам И.Б.К.Лоуэнталя, падение болида делалось все более вероятным.
После десятка коммюнике, звучавших крайне взволнованно и сообщавших о безумной пляске метеора и о полном отчаянии злополучного наблюдателя, последний несколько овладел собой. Совершенно неожиданно в ночь с 11 на 12 июня маститый ученый совершенно успокоился, установив, что метеор прекратил свои фантастические прыжки и вновь подчинился воздействию какой-то постоянной силы, хотя и неизвестной, но все же не противоречащей здравому смыслу. И с этой минуты И.Б.К.Лоуэнталь, отложив на будущее расследование вопроса о том, почему это небесное тело в течение десяти дней находилось во власти безумия, снова обрел душевное равновесие — неотъемлемое свойство математика.
Он первый, не откладывая, осведомил мир о возвращении метеора в нормальное состояние. С этого дня в его ежедневных заметках отмечалось медленное изменение курса метеора, орбита которого снова начала отклоняться на северо-восток — юго-запад. В то же время сокращалось расстояние метеора от Земли в прогрессии, закономерность которой И.Б.К.Лоуэнталю до сих пор еще не удалось установить. Вероятность падения, таким образом, все более возрастала. Если не было еще полной уверенности, то она во всяком случае с каждым днем приближалась.
Какой могучий стимул для Международной конференции спешить с окончанием своих работ!
Ученый директор Бостонской обсерватории в серии последних заметок, опубликованных им между 5 и 14 июля, проявлял в своих прогнозах еще большую смелость. Сначала намеками, а затем все более открыто, он сообщал, что в курсе болида произошло новое и очень важное изменение и что, по всей видимости, публика вскоре будет осведомлена, какие последствия отсюда неизбежно вытекают.
Именно в этот самый день, 14 июля, Международная конференция окончательно зашла в тупик. Все поставленные на обсуждение комбинации были отвергнуты, и не оставалось больше материала для спора. Делегаты смущенно переглядывались. С какого конца подступиться к вопросу, обсуждавшемуся уже со всех сторон и совершенно безрезультатно?
Предложение о разделе миллиардов между всеми государствами, пропорционально размеру их территории, было отклонено на первых же заседаниях. А между тем эта комбинация зиждилась на уважении к принципу справедливости, к которой, как здесь было провозглашено, все стремились. Ведь страны с большей территорией испытывали большую нужду и все же, соглашаясь на раздел, приносили в жертву свои большие, чем у других, шансы, за что несомненно заслуживали компенсации. Такие соображения, однако, не помешали конференции отвергнуть этот метод под давлением непреодолимой оппозиции стран с более плотным населением.
Страны эти немедленно предложили произвести раздел, исходя не из количества квадратных километров, а из численности населения. Но и эта система, как будто бы так же обоснованная, раз она совпадала с великим принципом равенства прав среди людей, натолкнулась на сопротивление России, Бразилии, Аргентинской республики и многих других стран с редким населением. Председатель Гарвей, убежденный последователь доктрины Монро, не мог не согласиться с мнением ряда влиятельных стран, среди которых были две американские республики, и его мнение оказалось решающим при голосовании. Двадцать воздержавшихся и девятнадцать враждебных голосов заставили чашу весов склониться в сторона отказа.
Государства с неблагоприятным финансовым положением (лучше мы не будем их здесь называть) стали на ту точку зрения, что самым справедливым было бы распределить это свалившееся с неба золото так, чтобы судьба всех обитателей земного шара была по мере возможности обеспечена. Против этого предложения немедленно посыпались возражения с ссылками на то, что такая система со своим «социалистическим душком» будет равносильна выдаче премий за лень и что она создает такие трудности при распределении, которые сделают ее фактически неосуществимой. Все это не помешало другим ораторам еще более осложнить дело предложением принять во внимание три фактора: территорию, населенность и богатство, — и вывести из каждого фактора коэффициент, основанный на справедливости.
Справедливость! У всех на устах было одно это слово. Но трудно быть уверенным, что оно жило также и в сердцах. Вот почему это предложение провалилось, как и все остальные.
Последнее голосование происходило 14 июля, и вот именно тогда, делегаты в смущении поглядели друг на друга. Перед ними зияла пустота.
Россия и Китай сочли момент подходящим, чтобы вытащить из-под спуда предложение, похороненное вначале под формулой «отложить». Они, правда, нашли нужным несколько смягчить его, рекомендовав признать право собственности на небесные миллиарды за той страной, территорию которой изберет сама судьба. Государство, которому выпадет такое счастье, со своей стороны, обязалось бы уплатить другим странам в виде компенсации установленную сумму — по тысяче франков на каждого подданного.
Усталость, овладевшая делегатами, была так велика, что, возможно, это предложение было бы проголосовано и принято в тот же вечер, если бы не обструкция, организованная республикой Андоррой. Ее представитель, господин Рамунчо, разразился нескончаемым потоком слов, и его речь длилась бы, вероятно, до сего дня, если бы председатель, видя, как опустели скамьи, не счел необходимым закрыть заседание, отложив продолжение на следующее утро.
Если республика Андорра, стоявшая за распределение, основанное исключительно на численности населения, считала, что, возражая против немедленного голосования предложения, внесенного Россией, проявляет особую политическую мудрость, то республика Андорра грубо ошибалась. Предложение, показавшееся ей неприемлемым, обеспечивало за ней все же известные преимущества, тогда как теперь она рисковала не получить ни сантима. На этот печальный результат никак не рассчитывал господин Рамунчо, упустивший удобную возможность промолчать.
Пятнадцатого июля утром произошло событие, грозившее дискредитировать деятельность Международной конференции и окончательно убить надежду на ее успех.
Если представлялось возможным обсуждать разнообразные способы раздела болида тогда, когда было неизвестно место, где он упадет, то можно ли было продолжать споры с той минуты, когда этой неизвестности наступил конец? Не смешно ли было бы после розыгрыша просить счастливчика, которому достался самый крупный выигрыш, поделиться этим выигрышем с другими?
