Отец ярко освещает Мишу, и теперь его видно на экране траулера.
— Отвечай же ему, — говорит отец.
Миша кланяется и машет рукой. Протчев на экране тоже кивает головой, машет рукой и смеется.
— Обнять не могу. Боюсь экран поломать.
Слышен смех ученых, капитана, Кара, Азореса, матросов… Гинзбург подходит к аппарату. Экран гаснет.
На рассвете пароход «Урания» отошел далеко от траулера.
— Знает кошка, чье сало съела! — шутят матросы.
Последний козырь Скотта бит. Ему не удалось «ослепить» противников. Да и, по сути говоря, это была заведомо безнадежная попытка. Для самого Скотта потеря телеока равнозначна потере почти всего. Для советских пароходов это лишь незначительная заминка в работе: на смену погибшим телеглазам быстроходные самолеты доставили бы новые. Да, игра проиграна. Почти без всякой надежды на успех «Урания» продолжала поиски. Но что ж еще Скотту оставалось делать?
А у Миши большая радость. Врач осмотрел его последний раз и сказал:
— Через два-три дня можете отправляться в путешествие.
Миша начал готовиться к «прыжку в Атлантический океан».
Как раз через несколько дней новый гидроплан — «крыло» Циолковского — должен был лететь на место стоянки советских пароходов. Миша уже представлял себе, как он сойдет на траулер.
На «Серго» все было знакомо Мише до малейших подробностей. Но теперь к зрительным впечатлениям прибавятся и другие. Он сможет трогать все, вдыхать полной грудью запах океана. Мечта его скоро исполнится. Он пожмет руки своим друзьям.
Еще два-три томительных дня ожидания… Они были бы еще томительнее, если бы не «чудесное око». Миша не теряет связи с экспедицией.
Он и теперь словно сидит в плетеном кресле с Протчевым на палубе траулера и миролюбиво беседует со старым водолазом. Протчев посасывает короткую морскую трубочку, выпуская клубы дыма. Размеренно колышется траулер. В небе загораются первые звезды.
— Южный Крест, — коротко говорит Протчев, показывая толстым пальцем на неизвестное Мише созвездие. И снова молчание. С кормы звучит музыка, пение. Весельчак кок играет на гармони, матросы подпевают.
— Протчев, расскажи мне что-нибудь о себе, о своей работе, — просит Миша.
— Что же тут рассказывать? Спускался, нырял… — говорит тот, не выпуская трубки из зубов.
— Неужели так-таки больше ничего и не скажешь?..
Взгляд Протчева становится сосредоточенным. Этот тихий вечер и его самого настраивает на воспоминания.
— Бочонок золота, который мы случайно нашли… — Протчев делает глубокую затяжку и вынимает трубку изо рта. — А знаешь ли ты, что весь наш ЭПРОН начался с поисков золота?
— Нет. Расскажи, Протчев.
Теперь уже Протчев наверняка разговорится. Миша удобнее садится в кресло возле экрана.
— О Крымской кампании слышал, когда союзный флот англичан и французов обложил Севастополь? «Дела давно минувших дней». Из Стамбула вышел тогда в Балаклаву военный корабль «Черный принц». Он вез золото для всей союзной армии и попал в страшнейший черноморский шторм. Не один десяток кораблей погиб тогда от этого шторма. Недалеко от Балаклавской бухты потерпел аварию и «Черный принц».
Бочонки с золотом — величайшее сокровище — на дне моря. Миллион золотом. Десятки миллионов. Сотни миллионов. Сотни… Семьдесят пять лет загорались люди, думая об этом золоте. Да как его достать? Лишь когда водолазная техника стала совершеннее, когда водолазы начали спускаться на глубины, ранее не доступные, начались поиски «Черного принца».
Балаклава, словно золотые россыпи, тянула к себе всех Кто только не искал «Черного принца» и его бочонки с золотом! Ползали по дну французы, шныряли итальянские водолазы, спускались даже японцы.
А почему бы нам не попытать счастья? Золото — валюта, а на валюту мы могли бы очень многое купить за границей для Советской страны.
— Было это, — продолжал старый эпроновец, — в 1923 году. Взяли мы старую калошу — разбитую баржу для мусора, устаревшие водолазные костюмы — вот и вся оснастка — и начали работать. Обыскали дно…
— И ничего не нашли?
— Два старинных медных пятака и полкопейки. А потом выяснилось, что «Черный принц» выгрузил золото еще в Стамбуле.
Ну, насчет пятаков и полкопейки я пошутил. Мы нашли тогда кое-что большее, чем полкопейки. Нашли самих себя, убедились, что, если бы нам настоящую оснастку, мы были бы водолазами не хуже, чем шведы и японцы, которых тогда считали лучшими мире.
Вот с этого «Черного принца», с этого несуществующего золота и начался ЭПРОН. Через десять лет у нас уже были тысячетонные понтоны, десятки мягких небольших понтонов на семьдесят-восемьдесят тонн; мы научились работать на больших глубинах в тридцать-сорок саженей, мы стали поднимать суда в две-три тысячи тонн, а потом и в четырнадцать-пятнадцать тысяч тонн водоизмещением. Брались мы и за тяжелые ледоколы и их поднимали со дна моря.
Спускались в Балтийском, Баренцевом, Белом, Каспийском морях, на Дальнем Востоке — в Японском, Охотском морях. Огромный транспорт «Аммуо» — на Балтике, «Канин», «Ямал» — в Белом, «Юрпо», «Силач», «Фредерик» — в Черном, «Штурман», «Неаполь» — в Азовском, ледокол «Каспий» — в Каспийском, «Москва» — на Дальнем Востоке, «Патагония», «Вест-Гам», «Иван Сусанин» — ледокол… Всего не перечесть.
Много подняли, еще больше на дне осталось У нас это дело хорошо поставлено. Изучаем списки погибших кораблей. Места их гибели на картах обозначаем кружочками. Подняли пароход — зачеркнули кружочек… С внутренними морями и пограничными районами закончим — за открытые океаны возьмемся. Ты видел экономическую карту моря, морские торговые пути? Старейший и самый широкий путь — через Атлантический океан из Европы в Северную Америку. На этом пути сотни парусных и паровых кораблей лежат на морском дне. Потом путь идет вдоль западных берегов Европы через Средиземное море, Суэцкий канал, по Южно-китайскому морю. Путей в морях много, доберемся и до них. Почин уже сделан… Теперь с нашими подводными телегами мы обыщем все моря.
Протчев зажег спичку, чтобы разжечь погасшую трубку. Миша воспользовался паузой:
— А ты сам искал золото «Черного принца»?
— Я, — почмокал трубкой Протчев, — в то еще время мальцом был голоштанным, на Далеком за ракушками нырял.
— Теперь лучше работать?
— Намного лучше, — ответил Протчев. — Телеоко, телефон. Вот ты из Москвы за моей спиной акулу увидел и меня предупредил. А раньше в какие переплеты попадали порой! Вспоминаю, искали мы тралом затонувшее судно, телеока тогда еще не было. И вдруг — рывок. Зацепился за что-то трал. Стоп, машина! Сигнальный водолаз командует: «Водолаз, к калошам! Водолаз, на трап! Закрыть иллюминатор! На манометр, на шланг». Есть! За несколько минут я спустился на дно. Глубина в этом месте была страшенная. Нашел трал. Осматриваю. Что за диво? Пустой. А что-то его держит. Ищу причину. Нагнулся. Вижу, трал зацепился за старый шестидюймовый трос. Начал я распутывать, да и сам не заметил, как обмотал этим тросом свой сигнальный конец и шланг. В море, в полутьме, в густой воде, в тяжелом, неповоротливом костюме попробуй быстро распутать! А сверху уже сигнализируют: «Время подниматься».
