– Ну, все, слава богу, исполнено, так что теперь и поспать можно! – подвел итог дискуссии баритон Семена.
– Кто как, а мы еще не вечеряли, – сказал Гаврила. – Давай, Сергей, сюда факел, опять его зажгу – не в темноте же трапезничать!…
– Заодно и гостей наших рассмотрим, – подала я голос.
Но рассмотреть их особо не удалось. Когда факел наконец был зажжен, все трое вестников уже спали. Прямо на голом полу пещерки. Совершенно беспробудным сном.
А утром уж я не в состоянии была кого-то рассматривать. Еще сонную меня уложили на тележку, и повезли в песчаные просторы. И я опять нырнула в отвратительное небытие карачунной кручени. Которая поглощала меня теперь почти мгновенно – стоило лишь пересечь границу и шагнуть на снежно сияющую белизну…
***
Гаврила торопливо пал на одно колено. Но увидев, что мы – я, Олег и Серега – ограничились приветливым кивком, тоже поднялся. Неуверенно сутулясь пристроился рядышком, чуть сзади. Его бы воля – так вообще спрятался за наши спины. Но воля была царова.
Сам цар оказался молодым еще человеком. Невероятно худым. С бледным и каким-то отечным лицом. И застывшим взглядом безжизненных серых глаз.
Хотя, может быть, такой остановившийся взгляд ему положен по этикету? Как и золотая корона на голове, малиновый трон под высоким балдахином, скипетр с державой в руках?
Царов шатер был велик и высок – чуть ли не мачтовые бревна возносились ввысь, удерживая на себе тяжелые складки шатрового полотна, расшитого алыми маками и синими соколами. В его пространстве терялась немногочисленная кучка придворных, царовы охранники с бердышами, чинно замершие по обеим сторонам тронного помоста. Наверно терялись и мы – группка путников, одиноко стоящая посреди длинной ковровой дорожки, которая тянулась от входа в шатер почти до самых степеней тронного возвышения. Почти – потому что ковер оканчивался метрах в двух от тронного помоста, как бы намекая: дальше хода нет! К царову величию нельзя приближаться вплотную!
Мы стояли молча. И все вокруг молчали.
Тишина тяготила.
Ну, с нами все понятно – мы вызваны, а потому не нам должно быть дано первое слово. Но цар-то чего как в рот воды набрал? Когда же начнется обещанная «уединенция»? Предполагалось ведь, что нас ждали для общения. Для разговора. Ну еще может быть для того чтобы заковать в кандалы и начать пытать – не знаю… В любом случае – что-то с нами делать, а не держать в тишине и молчании по стойке «смирно».
Впрочем, стоим-то мы, царово величие сидит-посиживает. Этак долго можно тянуть резину… И вообще – что это за «уединенция», если мы с царом вовсе не наедине? Вон вокруг сколько народу!
Я еще раз обвела взглядом пространство шатра и наткнулась на бессмысленно вытаращенный взгляд Гаврилы. Наш лыцар явно не скучал от тишины. Можно ли сказать, что скучаешь, находясь без сознания? А лицо Гаврилы напрочь покинула печать интеллекта. Она и раньше-то не слишком обезображивала его лицо, заросшее черным волосом, но теперь он напоминал просто диковинную рыбину, вытащенную из воды. Причем, вытащенную давно и успевшую забыть о своей родной стихии. Одним словом – снулую рыбину. А еще его состояние чем-то напомнила мне забытье, в которое впадают все безгривенные, попавшие на песок пустохляби. Ту самую кручень карачунную. Правда, на Гавриле гривна была. Да и вовсе не песочек был под ногами, а мягкий царов ковер. Но такие различия показались почему-то не слишком существенными.
Это гаврилино превращение мне совсем не понравилось. Я решила, что пора бы вмешаться и даже набрала побольше воздуха, чтобы произнести речь – не знаю только какую…
Но речь не потребовалась. Закоченевшие скулы Гаврилы вдруг обмякли, он судорожно вздохнул, оторопело забегал глазами, а потом вновь застыл недвижим. Но недвижим уже вполне по-живому. С морганиями, едва заметными шевелениями губ и тихим сопением.
«Слава богу, обошлось!» – порадовалась я. И тут мой взгляд упал на Серегу. И оказалось, что не так уж все и обошлось. Теперь Серега стоял каменно-застывший и выпучивший глаза. Точь-в-точь как Гаврила до этого!
Да тут, похоже, дело нечисто! Не хватает еще только Олегу впасть в ступор… Он как раз следующему по очереди. Именно он стоит в нашем строю после Сереги и передо мной. На один шажок впереди.
Я вперила напряженный взгляд в малолетнего князя, но никаких перемен в нем не заметила. Да и вообще… У меня почему-то появилось ощущение, что я пропустила нечто важное. Приятное и значительное. Потому что когда я моргнула в следующий раз, то выяснилось – справа от трона стоит седобородый пожилой мужчина в длиннополом темном кафтане с развернутым свитком в руках. И что-то монотонно читает.
«Как дьяк, – подумала я. – Как пономарь.»
И принялась вслушиваться.
– …вышеозначенному князю Олегу Квасурову-Шагирову, сыну великого князя Михаила, а токмо сыну великой княгини Натальи, известной как «погубительница мира»…
– Это не правда! – звонко и решительно прервал чтение Олег. – Мама – не «погубительница»!
Чтец поперхнулся, царовы охранники взяли наперевес бердыши, придворные попятились в ужасе.
Олег был бледен и смотрел упрямо. Готовый и дальше отстаивать доброе имя своей матери. Но с ним, как выяснилось, никто дискутировать не собирался.
Чтец осторожно глянул в сторону царова величия, но тот сохранял непробиваемое спокойствие. Будто ничего и не произошло.
А по дворцовому этикету это означало, как видно, что и вправду ничего не произошло. Потому что бердыши тут же вернулись в вертикальное положение, придворные чуть подвинулись к нам от стенки шатра, а чтец кашлянул, возвращаясь к тексту. Только – как бы по рассеянности – пропустил сомнительное место:
– … князю Олегу Квасурову-Шагирову… э-э… высочайше дозволяется и повелевается: не медля и не мешкая отправиться в вотчину свою, в Киршагский кремль для наведения там должного порядка и всяческого исправления; повелевается: взять для сего помимо войска своего, челяди, домочадцев, тако же и лыцаров назначенных для того. А именно: Семена Бренькова, Федора Серкизова, Матвея Акинфовича со войсками их, челядью и домочадцами…
Я и до сих пор молчала, а теперь так просто онемела. Цар навязывал нам в спутники своего холуя – этого Акинфовича! Это уж ни в какие ворота!
Я быстро глянула на Олега, ожидая, что тут-то он скажет свое веское слово!… Глянул на него и царов чтец, сделав паузу. Но взрыва княжеского негодования не последовало. Теперь Олег сделал вид, будто его это не касается. Почти так же, как Цар за несколько минут до того.
Обнаружив столь полное безразличие, чтец не стал затягивать паузу, а бодро продолжил:
