— Как? Словами? Ты же знаешь, насколько это неэффективно…
— Нелл поможет. В любом случае я вернусь до того, как закончится срок следующего Эбенового. Тогда и перекачаю твои и его воспоминания.
— Ты сейчас так говоришь. Но ведь тебя и раньше отвлекали, а мозги портились в холодильнике. А если предположить, что тебя убьют в этом дурацком гриме?
Он протянул руку и ущипнул меня.
— Приму все меры предосторожности, чтобы это не случилось, — пообещал я, отстраняясь и избегая его взгляда. Трудно лгать себе, особенно когда ты сам стоишь перед собой.
— Обязательно, — пробормотал Эбеновый. — Из меня двойник получится никудышный.
Направляясь к дому Махарала, я отключил сверхосторожный автопилот и повел «вольво» вручную. Концентрация помогла успокоиться, хотя некоторые Зеленые и осыпали меня бранью на резких поворотах. Да, мог бы вести и получше. Наверное, маска как-то влияет на подсознание. А может, все дело в новостях с войны.
…в результате последних перемен и понесенных тяжелых потерь войска США оказались запертыми в «мешке» и прижатыми к горам Кордильера-дель-Муэрте. Позиция представляется неплохой для обороны, но букмекеры уже играют на поражение.
В этом случае спорные айсберги достанутся Индонезии, и такой исход поставит под сомнение план президента Биксона остаться за пределами юго-западного Аквазонтика.
Лидеры Конгресса начали сбор Е-подписей под петицией, требующей от Биксона решительных мер во избежание полного уничтожения вооруженных сил.
Пресс-голем Стеклянного дома отверг этот вариант, утверждая, что надежда на победу на поле боя еще остается. «Все или ничего, — заявил Биксондит. — Пол-айсберга это то же, что ничего».
Выругавшись, я приказал радио заткнуться и попросил Нелл дать мне резюме Йосила Махарала.
Хотя она потратила на изыскания уже 12 часов, информации о детстве ученого набралось немного. Её стало больше, когда Йосил прибыл в США в качестве беженца, пострадавшего от одной из многочисленных этнических войн, разгоревшихся в Южной Азии в начале нового века.
Усыновленный дальними родственниками, застенчивый мальчик с увлечением взялся за учебу, не проявляя интереса к общественным делам. Позднее, начинающим ученым, Йосил проигнорировал модное, но обреченное на провал направление, занимавшееся кибер — и нанотехнологиями. Вместо этого он сосредоточил свои усилия на неизученной в то время области нейрокерамики. После чудесного открытия Джефти Аннонас Постоянной Волны Души — явления более сложного, чем геном, — Махарал начал работать в только что основанной компании, которую возглавил величайший вик нашей эпохи Эней Каолин.
Он так и не женился. Соглашение, заключенное им с матерью Риту, не привело к браку. А потом женщина погибла в авиакатастрофе, оставив двенадцатилетнюю дочь.
Вот так. А теперь и папины часы сломаны. Жизнь несправедлива. Бедный ребенок.
Я чувствовал себя немного виноватым, заставляя се отправиться со мной в путешествие через пустыню. Но у меня было предчувствие, что «домик» поможет найти ответы на некоторые вопросы, и присутствие Риту могло помочь. Если же поездка будет иметь неприятные последствия, реальная Риту просто выбросит голову со всеми ее тяжелыми воспоминаниями. Нет памяти — нет и вреда.
У наших предков, страдавших куда больше, никогда не было такого варианта.
У дома, адрес которого дала мне Риту, стоял черный внедорожный лимузин. Я отправил Нелл номер на табличке и получил ответ — машина принадлежала «Всемирным печам».
Так. Каолин молодец, что предоставил ей лимо, — подумал я. — Но ведь не каждый день твой близкий друг и помощник теряет отца.
Припарковав свой видавший виды «вольво» позади «юго», я направился к дому, довольно большому, без обычного дворика, но покрытому наклонными солнечными панелями, улавливавшими лучи светила. Темные панели накапливали энергию, а зеленые обеспечивали работу бытовой техники. Вполне достаточно сияющих клеток для переработки отходов. Но, похоже, использовались они не в полную силу. Вообще все здесь выглядело немного заброшенным.
Обитель холостяка. И этот холостяк проводил большую часть времени вдали от дома.
Я поднялся по ступенькам между невысокими декоративными деревцами, явно нуждавшимися в лучшем к себе отношении. Задержавшись около бедняжек, я испытал острое желание вытащить резак и поправить беспорядочно сплетшиеся ветки. Все равно еще рано…
Но тут я заметил, что дверь приоткрыта.
Ага, значит, меня ждут. Но… Будучи частным детективом, я не мог просто войти. По закону я должен объявить о себе.
— Риту? Это я, Альберт.
Определение пришлось опустить, хотя я и выступаю в облике голема. Впрочем, такую небрежность допускают многие.
Дверь атриума кажется пятнистой — активные элементы ее покрытия по-разному преломляют солнечные лучи, образуя постоянно меняющуюся мозаику. Лестница ведет выше, через две площадки. И поднимается наконец к верхнему этажу. Оглянувшись налево, я увидел гостиную, обставленную в довольно старомодном киберпанк-стиле.
Что-то клацает… шорох… Звуки доносятся из-за двойной деревянной двери с панелями из непрозрачного стекла. Света в комнате нет, но просматривается тень, осторожно отодвигающаяся вглубь.
Шепот… я слышу слова. Но не вполне различаю их. Что-то вроде «где бы Бета спрятал…».
Что еще за жуть? Я дотрагиваюсь до двери. Стекло грубое, шероховатое и прохладное — прекрасные ощущения, напоминающие мне о том, чего нельзя забывать.
Ты реален. Будь осторожен.
Как будто мне нужны напоминания! Моя Постоянная Волна трепещет от подозрений, наполняющих сердце и вползающих в мозг. Будь я дитто, вломился бы в комнату и посмотрел, в чем там дело, но я органический потомок параноидального троглодита. А потому лишь подталкиваю дверь и тут же отступаю от порога.
Я повторяю чуть громче:
— Риту?
Комната оказывается кабинетом Йосила Махарала. Я вижу стол и книжные полки со старомодными бумажными томами и лазерными дисками. Одна из полок отведена под дипломы и награды, другая — под весьма необычные экспонаты вроде искусственных рук самых разных размеров и окраски. Некоторые разрезаны, чтобы показать их металлическую начинку, напоминание о тех временах, когда диттоглина наносилась на роботоконструкции, когда лязгающие двойники были техноигрушками для богачей, одновременно грубыми и вызывающими трепет и благоговейный страх, позволяющими лишь элите делить свою жизнь и быть сразу в двух местах.
