— Пожалуйста… Ты — действительно царица, великая царица. Тебе предстоит свершить чудесные деяния для своего города, и я помогу тебе… клянусь в этом…
— Ты…?
— Я должен отправиться в башню Умгара Стро, Лила. Если я не смогу этого сделать, то не сделаю ничего другого.
Она вскочила на ноги. Ее глаза метали молнии, и я знал, что могу через мгновенье упасть сраженным, и моя голова покатится по этому ковру, брызгая кровью на её прелестные босые ноги.
Она приоткрыла рот… и тут в дверь сунулась кудрявая головка, и в гостиную проскользнула одна из дворцовых рабынь. Это была хорошенькая девушка в серой набедренной повязке, отороченной золотыми кружевами. При виде открывшейся ей картины огромные темные глаза на миг изумленно расширились, а затем она смущенно потупилась.
— Госпожа Тельда из Вэллии … — начала было девушка, но тут её оттолкнули в сторону, и в комнату строевым шагом вошла Тельда собственной персоной.
Возникла немая сцена. Признаться, она тянулась до тех пор пока меня, хотя по природе своей я отнюдь не смешлив, при виде этих особ не начал разбирать неудержимый смех.
Ведь обе эти женщины стояли в совершенно одинаковой позе — выпрямившись во весь рост, выпятив грудь и задрав подбородок. Дрожащие руки упирались в бока, а глаза их сверкали и метали молнии, словно скрещивались рапиры. Дам переполняли эмоции. И все из-за здоровенного неотесанного верзилы со страхолюдной рожей и широкими плечами, которых вполне хватило бы на них обеих! И более того, из-за человека, который ничего так сильно не желал, как избавиться от той и другой разом и улететь в ночь на поиски своей настоящей возлюбленной.
Вот они каковы, вспышки ярости красавиц!
Они не дрались, не фыркали, не царапались — это была бы неравная битва — но в тишине, казалось, было слышно, как между ними с треском проскакивают искры лютой ненависти — пока что безмолвной.
Царица Лила казалось приняла прибытие Тельды с безупречным самообладанием. Полагаю, она могла, если бы только пожелала, немедленно бросить нас обоих в какую-нибудь сырую подземную тюрьму и замучить до смерти, а сама наблюдала бы за этим проводя языком по губам.
Но вместо этого она обратилась ко мне с одним-единственным вопросом — все так же величественно, хотя в голосе я уловил чуть заметную нотку угрозы:
— Эта… женщина… что-нибудь значит для тебя, Дрей?
Вопрос этот совершенно отличался от схожего по смыслу заданного мне когда-то принцессой Натемой в саду на крыше Опалового Дворца анклава Эстеркари в Зеникке. Тогда я солгал, чтобы спасти жизнь моей Делии. Теперь мне не требовалось лгать ради спасения Тельды. Однако, она действительно кое-что значила для меня — хотя и не то, чего хотела и что имела в виду Лила.
— Я питаю глубочайшее уважение к госпоже Тельде, — сказал я грубо и официально. Перед моим мысленным взором уже стоял образ ночного неба, пронзительного ветра и башни Умгара Стро. Я не мог больше ждать.
— Я испытываю к ней такую же глубокую и нежную приязнь, как и к твоей почтенной и царственной особе, Лила. Не больше… и не меньше.
— О, Дрей!
Этот вой могла издать любая из них.
— Мне пора в путь.
Я положил руку на рукоять меча. Из-за этого почти инстинктивного жеста бледное лицо Лилы залилось краской. В её цивилизованном дворце явно не знали такого хамского поведения. Тельда подошла и взяла меня за руку. И надменно посмотрела на царицу.
— Теперь, когда погибла невеста князя Стромбора, принцесса-магна Вэллии, — заявила она, — за его жизнь и безопасность в ответе я.
Больше я не дам ей произнести ни слова. Я отпустил меч, стиснул руку Тельды, улыбнулся царице Лиле и сказал твердо, но без тени враждебности:
— Я в вечном долгу перед тобой, Лила — за твою доброту ко мне и моим друзьям. Теперь я должен отыскать Умгара Стро и, если понадобится, убить его. Делая это, я, как мне думается, оказываю услугу и тебе, Лила. Поэтому не трогай Тельду и не препятствуй мне. Я знаю цену дружбе… и не желаю, чтобы ты узнала цену моей вражды.
Вся эта речь прозвучала донельзя напыщенно, но она произвела должное впечатление.
Словно приняв какое-то решение, царица кивнула, и её поза стала чуть менее напряженной. Фигура у неё была хороша, разве что чуточку худощава, но это лишь прибавляло царственности её осанке.
Она положила ладонь на грудь, напротив сердца, и прижала её. И я отчетливо увидел, как гигантский бриллиант, переливающийся и сверкающий в пламени светильников, врезался ей в тело.
Но охнула она от боли подымающейся с психических и душевных глубин совершенно неведомых её телу.
— Отлично, Дрей Прескот. Отомсти Умгару Стро. Я не забуду. И буду ждать твоего возвращения. А потом мы опять поговорим, ибо я искренне желаю того, о чем сказала тебе.
— Я уверен в этом.
— Что же касается вас, госпожа Тельда… то я бы посоветовала вам выражаться поосмотрительней. Вы меня понимаете?
Прежде чем Тельда, у которой при этих словах вскипела кровь, успела ответить, я так стиснул ей руку, что она вздрогнула. А затем поспешно выволок её прочь.
Лила, высокая и великолепная, смотрела мне вслед. Драгоценные камни на её платье горели и переливались в пламени светильников.
— Желаю тебе всего хорошего, Дрей Прескотт! — крикнула она прощаясь. — Рембери!
— Рембери, Лила! — откликнулся я.
Когда мы очутились за дверью, Тельда вырвала руку и сплюнула.
— Крамфиха! Глаза бы ей выцарапала!
И тут я негромко рассмеялся, хотя и, признаться, не без некоторого смущения.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Я приземляюсь на башню Умгара Стро
Наконец-то стала явью картина темной ночи и бьющего в лицо ветра, что возникла у меня перед глазами в благоухающей гостиной дворца Лилы.
Близнецы, две вечно вращающиеся вокруг друг друга меньшие луны Крегена ещё не появились над горизонтом, а дева-с-множеством-улыбок только начала свой путь за западную грань мира. В её меркнущем свете мы смотрели вниз, на спящий город, вонзивший в небо свои сторожевые башни. В них несли свою долгую стражу не знающие сна воины — но лишь сочившееся из бойниц слабое свечение фонарей говорило о наличии там жизни.
Мы летели над кварталами ремесленников, где в домах с глухими внешними стенами и внутренними двориками, напоминающими перистили древнего Рима, спал рабочий люд. Все длинные переулки между этими домами лежали под звездами безмолвные и пустынные. Там, внизу, остывали, покрываясь серой золой, горны, безмолвствовали молоты, стихли раздуваемые рабами меха. Бронза, медь и железо для орудий труда и оружия войны, серебро, золото и натий для дешевых побрякушек и произведений искусства — все тихо лежало на стеллажах, дожидаясь утра и возобновления работ. Царица покровительствовала ремеслам, и они процветали, вопреки разрушительным приливам варварства.
