- Ну, фиг тебе! - прорычал Эрик. - Я тебя не боюсь!
Но он боялся.
Боялся так, как никогда в жизни.
Однако упрямства скульптору было не занимать. И это не раз выручало его прежде. А значит, выручит и сейчас.
Эрик включил пылесос, надеясь, что батареи еще не сели. Пылесос чихнул и едва слышно
загудел, подмигнув Эрику зеленым огоньком на верхней панели. Эрик нажал кнопку, и пылесос выпустил из себя гибкую трубку с воронкой на конце. Но лапа, ожидавшая скульптора, была
длиннее... Ничего, утешил себя Эрик, это еще не предел... он заставил пылесос нарастить трубку, и, подкравшись как можно ближе к ленивой лапе, направил воронку на улиток.
Пылесос втянул их, громко чавкнув. Эрик обрадованно заорал:
- Ага! Наша взяла!
Лапа внезапно преисполнилась жажды действия и цапнула воронку пылесоса.
- Эй, ты... - Эрик дернул пылесос на себя, и лапа вывалилась из дыры в стене и со странным звоном, похожим на звон маленького гонга, грохнулась на пол, не выпустив, однако, свою добычу. Пылесос загудел громче, пытаясь заглотить волосатое безобразие. В конце концов ему это удалось. Лапа обмякла, словно проколотый воздушный шар, и медленно-медленно втянулась в воронку. Пылесос еще раз чихнул и замолк.
- Ну, паразит, - обругал его Эрик. - Нашел время отключиться!
Скульптор подозревал, что пылесос вполне еще может пригодиться - не сегодня, так завтра.
Вытерев взмокший лоб, Эрик вытащил пылесос из мастерской и отнес ко входной двери, чтобы, уходя из дома, вспомнить о нем и купить новые батареи. Конечно, можно было просто заказать их по телефону... но Эрику вдруг показалось, что вместо посыльного фирмы к нему обязательно явится какой-нибудь монстр, одетый в униформу.
Решив подождать, пока въедливый дым в мастерской рассеется, Эрик пошел на кухню. Пора было восполнить израсходованную энергию хорошим глотком лекарственного напитка.
Но его ожидал новый неприятный сюрприз.
По кухне носилась из угла в угол большая, как тарелка, зеленая пуговица, украшенная золотистым витым ободком. Пуговица вертелась волчком, подпрыгивала, жужжала, металась от окна к плите, от плиты к раковине... Эрик замер в дверях, ослепленный ее стеклянным блеском. Вот еще напасть... с этой-то что делать? Неужели придется звать кого-нибудь на помощь? Но кого?..
Однако помощники явились сами, без зова. Из-за шкафчика с кастрюлями и сковородками вышли строевым шагом три рыжих таракана, каждый ростом с котенка, и, угрожающе шевеля длинным усами, набросились на пуговицу. Пуговица взвизгнула и, крутанувшись изо всех сил, разбросала тараканов в стороны. Один свалился прямо у ног скульптора. Эрик наклонился и посмотрел на рыжую тварь. Таракан был при последнем издыхании, пуговица перерезала его почти пополам.
- Свой, но не жилец, - констатировал Эрик. - Может, кто покрепче найдется?
Но больше желающих сражаться с бешеной пуговицей не нашлось. Эрик, немного подумав, решил, что и ему самому незачем с ней связываться. Пусть тут балдеет. У него бутылок достаточно.
Однако подниматься наверх в спальню он не стал, рассудив, что там всякие посторонние руки-ноги, пуговицы и прочая заезжая шваль могут загнать его в ловушку, и бежать будет некуда. Прыгать же в поисках спасения из окна второго этажа скульптору совсем не хотелось. И он пошел в гараж.
В гараже тоже не обошлось без сюрпризов. Когда Эрик уже добрался до углового стеллажа и протянул руку к заветной емкости с обжигающим ромом, припрятанной среди красок, тряпок и прочего, за его спиной раздался громкий хриплый вздох. Эрик стремительно обернулся. Из-под его "летучки", давным-давно стоявшей на приколе, выползало что-то непонятное.
Серое и бесформенное.
Эрик схватил бутылку и со всех ног бросился из гаража во двор.
Серое не стало гнаться за ним. Наверное, поленилось.
Немного отдышавшись, скульптор основательно приложился к рому и, спрятав бутылку за пазуху, пошел куда глаза глядят, не желая возвращаться в дом, полный нечисти.
Ему надо было хорошенько подумать.
Ему необходимо было понять - что все это значит?
Город затих в ожидании рассвета. Черные глаза окон неотступно следили за скульптором, шагавшим по середине мостовой; серое небо нависло так низко, что, казалось, вот-вот зацепится за верхушки деревьев... и лишь изредка до Эрика доносился какой-нибудь звук - то чирикнула во сне какая-то птаха, то тявкнула вдалеке собака, заподозрившая что-то неладное... пронеслась к центру полицейская "летучка", подмигивая сигнальным фонариком...
Эрик медленно дошагал до ближайшего сквера и осторожно сел на холодную, влажную от росы скамейку. Достав из кармана бутылку, он глотнул пару раз и застыл, уставясь на клумбу с огромными голубыми тюльпанами. Серебристо-зеленые гофрированные листья цветков казались вырезанными из жести. Эрик встряхнул головой. Что за дурацкие растения...
Но тут же он забыл о них, и его невидящий взгляд уперся в выложенную плитками серого сланца тропинку.
КТО? Кто затеял войну с ним, Эриком Бахом? Кто так упорно хочет уничтожить его, растереть в пыль, лишить возможности приносить многим и многим людям радость своим творчеством?
Радость?..
Эрик вдруг осознал, что сам он никогда, ни разу в жизни не испытал радости от своего труда. Что работа всегда была для него тяжкой мукой, напряжением, борьбой с формами, в которых он пытался выразить невыразимые через цвет и рисунок понятия... что он всегда апеллировал к абсурду, надеясь в искаженных линиях и объемах отыскать нечто ясное и прозрачное... Его скульптуры и его картины служили по сути одной-единственной цели. С их помощью он просто сражался с тьмой, таящейся в его душе.
С той самой тьмой, о которой в далекой юности он говорил со старым монахом.
Мрак гордыни. Тьма неведения.
Эрика пробрало холодом, и он торопливо хлебнул рома, чтобы согреться.
Скульптор настолько ушел в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Не заметил он и Мрачного Карлика, появившегося в дальнем конце аллеи. Впрочем, Карлик и не стремился к тому, чтобы его видели. Он осторожно крался от дерева к дереву, от куста к кусту, медленно приближаясь к Эрику, злобно сверкая синими шариками странных, вечно мятущихся глаз...
Да, монах много лет назад сказал Эрику, что с его болезнью можно справиться. Но для этого нужно было отказаться от жизни. То есть именно так это понял тогда Эрик. Потому что он был уверен, что жизнь - это творчество и развлечения, путешествия и зрелища, женщины и вино... а монах предлагал ему суровость уединения и бесконечные практики Учения, бесконечное размышление и бесконечный тяжелый труд по отчистке кармических препятствий, по отработке ошибок прежних жизней. Но ведь нельзя было с уверенностью утверждать, что эти ошибки и в самом деле удастся отработать достаточно быстро! И Эрик, испугавшись того, что понапрасну потратит многие годы, выбросил из головы эту идею
