Основные силы русских участия в битве пока не приняли, по решению государя они находились в укреплениях. Наконец пошло движение и здесь.
- Баю я, баталия идет к завершению! - возбужденно сказал Суровикин поднявшемуся на холм Мягкову. - Глянь сам, государь войска объезжает. Эва, вытянулись!
Быть шведу битым!
Мягков посмотрел в подзорную трубу, но, кроме пыли, пушечного дыма да мечущихся по полю всадников и людей, ничего не увидел.
- Выше! Выше бери! - нетерпеливо советовал Григорий. Капитан-лейтенант Мягков поднял трубу выше и увидел стройные шеренги солдат. Справа и слева от шеренг плясала конница, на левом фланге среди всадников нетрудно было узнать светлейшего князя. Александр Данилович взмахивал шпагою, словно грозился ею неприятелю, и по своему обыкновению что-то кричал, не иначе как по матушке к неприятелю обращался. Но тут рявкнули пушки и все заволокло дымом, зато среди разноцветных мундиров готовой к бою пехоты стало видно Петра, крутящегося впереди войска своего на коне.
- Ах ты, мать честная! - взахлеб причитал Суровикин. - Славная баталия у них сейчас выйдет! А мы здесь отсиживаемся! Справедливо ли?
И тут ответом на его причитания совсем неподалеку грянула разорвавшаяся пушечная граната. Суровикин смолк.
- Гришка! - Капитан-лейтенант Мягков кинулся к товарищу. - Ты что замолчал? Случилось что?
Суровикин откинулся на землю, виновато улыбаясь.
- Достала-таки, жаба! - негромко сказал он. Тут уж и Ивану Николаевичу видно стало, как быстро набухает кровью белая рубаха казака.
- Эк тебя угораздило, - склонился он над бледнеющим от боли Григорием. Да ничего, ничего, сейчас я тебя осторожно вниз спущу...
Суровикин бессильно отстранился.
- Не трогай, Ваня, - ясным голосом сказал он. - Под самое ребро угораздило.
- Ты... это... ты, Гриша, только не паникуй, - пытался подбодрить его Мягков. - Тебе еще за Карлу медаль из государевых рук получать... Слышишь?
Он встал на колени, придерживая голову мичмана обеими руками. Глаза у Григория были по-детски чистыми, и если бы капитан-лейтенант Мягков участвовал в сухопутных боях, он понял бы, что это глаза умирающего. Но он этого не понял и продолжал суетиться:
- Сейчас! Сейчас!
- Жаль, промахнулся... - Суровикин вздрогнул всем телом, булькнул горлом и, пересиливая себя, сказал: - Иван Николаевич, дай слово, что семью мою не забудешь... Не успел... совсем еще малы...
Мягков освободил правую руку и истово перекрестился, не в силах сказать слова.
Суровикин прикрыл умиротворенно глаза.
- Медаль, коли выйдет такая, детишкам отдашь, - силился он улыбнуться, и Мягков вдруг ощутил противную влажность в глазах.
Рука его все еще лежала на груди товарища, и он вдруг Услышал, как лихорадочно стучавшее сердце Григория застыло, потом еще несколько раз ударило с перебоями, чтобы наконец остановиться навсегда.
- Ax, Гриша, Гриша! - Капитан-лейтенант Мягков опустил тело наземь и за отсутствием головного убора горстью стянул с головы парик.
- Что там у вас? - послышался снизу от воды голос Раилова.
- Гришку убило, - сказал, как ему показалось, очень громко Мягков, но внизу его не услышали.
Григория Суровикина похоронили на берегу Ворсклы рядом с погибшим гребцом. Дня еще не прошло, как рядом с еще не заветревшим земляным холмиком вырос другой. Ударили в воздух выстрелы, которые за дальним пушечным ревом были почти не слышны. Мягков пристроил у креста, установленного поморами, кусок доски, краской вывел на ней искусную надпись: "Григорий Анисимович Суровикин, казак". Потом подумал и добавил слова: "Императорского флота славный мичман и лихой бомбардир". И все же как бы чего не хватало. Давя горчащий комок в горле, он повернулся к стоящим у могилы товарищам.
- Гаврила погибший чей по фамилии был?
- Каськов ему фамилие было, - сказал один из гребцов
- А батюшку его как звали?
- Ануфрием отца его звали, - сказал все тот же гребец. - Славный был мореход. Мягков снова склонился к могильной доске и добавил: "Гаврила Ануфриевич Касъков, матрос Его императорского флота". Теперь было все правильно. Он постоял немного в задумчивости и добавил дату - 27 июня 1709 года. Вот теперь все.
- Вот и красочка Гришкина в дело пошла, - вздохнул капитан-лейтенант Раилов. - В горькое дело!
- Слушай! - Капитан-лейтенант Его императорского флота Иван Николаевич Мягков поднял голову. - У нас горе, а у них как? Кто там кого одолел? Поддался нам швед?
Раилов поднял подзорную трубу.
- Наша берет, - сообщил он после некоторых наблюдений. - Гнут шведа! Вон неприятель уже белые флаги выбрасывает!
Да, сражение между тем победно завершалось. Пушки замолчали, но тем громче слышны стали крики и стоны умирающих и раненых с полей. Откуда-то из степи донеслись слабые крики "ура", затрещали далекие выстрелы-и все стихло.
Мрачные и нахмуренные спустились они к реке, перебрались на подлодку.
- Не рисовать больше Григорию наших побед, - вздохнул капитан-лейтенант Мягков.
Ближе к вечеру в той же траурной мрачности допита была горилка в память о погибших. Капитан-лейтенант Мягков прошелся по выпуклому верху подводки, сел на башенку над своим капитанским местом, посидел немного, задумчиво куря трубку, а потом вдруг услышали с удивлением товарищи его, как капитан-лейтенант не поет воет песню, когда-то слышанную им от мичмана Суровикина:
Ах, плакала лебедушка по морюшку,
плакала белая по синему. Ах, да плакавши, она, лебедушка, воскликнула
песню лебединую последнюю...
В камышах вдруг затрещало, ровно медведь в них ворочался. Мягков оборвал песню и вскинул голову. Капитан-лейтенант Раилов присел у заряженной пищальки с кресалом в руках, настороженно вглядываясь в светлый еще берег. Хорошо, коли то поручик Бровкин с преображенцами своими, а ежели шведы беглые? Более всего измученному вынужденным безделием и опечаленному потерями Якову Раилову хотелось, чтобы это были шведы.
Рука зудела по ним из пищали ударить!
Камыши раздвинулись, и из зеленой листвы показалось удлиненное холеное лицо светлейшего князя. Меншиков был без треуголки, в одном лишь парике, кафтан нараспашку. С видимой брезгливостью светлейший князь стоял в камышах. Никогда не боявшийся крови Александр Данилович Меншиков опасался измазаться в грязи. Стянув с головы парик, светлейший с веселием закрутил им
ад головой.
- Эй, моряки! - звонко крикнул он. - Кончай лягушек глушить! Государь на пир приглашает!
Волгоград, декабрь 1999 - январь 2000 года.