— Ну и придурок! — крикнул он вслед Эвану. — Эй, урод! Эй, псих!
К Рику присоединились остальные скинхеды, провожая Эвана куриным кудахтаньем.
Во дворе Эван нашел Карлоса и сел рядом с ним на бордюр. Несколько заключенных занимались со штангой и гантелями. Вокруг Карла снова собралась группа скинхедов, превосходящая по численности любую другую банду во дворе. Они холодно посматривали на Эвана.
Наблюдая за ними, Эван заметил, что Рик передал Карлу какой-то предмет с замотанной медицинским пластырем ручкой. Он посмотрел вокруг в надежде, что надзиратели заметят, но никто из них не обратил на это никакого внимания.
— У меня слишком мало времени, — подумал он вслух. — Этот лысый ублюдок воткнет мне перо в спину при первой же возможности.
— Тогда тебе придется научиться не спать по ночам, — сказал Карлос, докуривая сигарету.
Эван покачал головой.
— Мне надо подумать. Я могу изменить это. Я могу использовать те страницы, что у меня есть… Мне просто надо придумать, как именно.
Карлос удивленно посмотрел на него.
— О чем это ты? Твои тетрадки ни хрена не будут стоить, если тебя убьют, старик. Школьные дневники тебе не помогут выпутаться из дерьма, в которое ты влез с Братством, и если ты так не считаешь, то тогда ты настоящий псих, как они и говорят.
Он повернулся к Эвану спиной. Теперь к нему была обращена фигура распятого Христа, помещенная в центр коллажа из картин, изображающих адские мучения.
Эван вспоминал оставшиеся записи, которые можно было использовать, и подумал над словами Карлоса, сказанными ему в камере.
— Ты ведь религиозный человек. Ты веришь в то, что пути Господни неисповедимы, так?
Карлос докурил сигарету и отшвырнул окурок в сторону.
— Конечно.
— Я спросил потому, что, как мне кажется, Он послал меня в твою камеру не просто так. Мне кажется, что Господь хочет, чтобы ты мне помог.
Карлос покачал головой.
— Черт, я знал, что ты ненормальный.
— Я не вру, — сказал Эван, наклонившись к нему поближе. — Иисус говорит со мной в моих снах.
— Ага. Конечно, — усмехнулся Карлос.
— Спорю на пачку сигарет, что смогу доказать это.
Что-то в голосе Эвана заставило Карлоса согласиться. Он был заинтригован.
Эван наблюдал за выражением глаз Карлоса, когда объяснял ему, как именно происходят затмения его памяти. Он жестикулировал, рассказывая о местах и событиях, но чем больше он говорил, тем меньше понимал его Карлос. Эван остановился и оторвал от потолка один из листов, сжав его в кулаке. Карлос был наиболее вероятным его союзником во всей тюрьме, и если сбить его с толку, то тогда можно потерять все.
— Смотри, когда я это делаю, то впадаю в состояние транса или что-то вроде этого. Ну, типа как люди в церкви, понимаешь?
Карлос медленно кивнул.
— Как экстаз.
Он все еще не был убежден, и только пачка сигарет поддерживала его интерес.
— В общем, когда я буду в отключке, я хочу, чтобы ты внимательно следил за моими руками и лицом.
Сосед внимательно посмотрел на него.
— Знаешь, что я думаю? Мне кажется, тебе нужно провериться у тюремного психиатра, старик.
Эван сердито на него посмотрел. Было ясно, что Карлос поверит только тогда, когда увидит все своими глазами.
Оба замолчали, когда мимо открытой двери их камеры проехала тележка с почтой, которую, к удивлению Эвана, толкал его знакомый. Змей.
— Эй, — позвал он его с надеждой в голосе. — Есть что-нибудь сегодня?
Если его мать все-таки смогла добыть остальные дневники, тогда ему не нужно будет принуждать Карлоса к сотрудничеству. Но Змей разрушил эту надежду с улыбкой:
— Есть. Только не для тебя.
Эван не стал скрывать своего разочарования и снова повернулся к Карлосу, зажав листок в кулаке.
— Слушай, ты не мог бы прикрыть меня, пока я… Я не хотел бы, чтобы Карл перерезал мне глотку, когда я буду без сознания.
Заключенный помедлил с ответом, и Эван постучал по карману, в котором лежала нераспечатанная пачка сигарет.
— Да ладно тебе. Что ты теряешь-то?
— Ладно. Что мне нужно делать? Эван прислонился к стене и разгладил лист.
— Просто смотри, и если со мной произойдет что-нибудь странное, расскажешь мне потом.
— Более странное, чем сейчас? — спросил Карлос, с сомнением его разглядывая.
— Возможно, на моем теле что-нибудь появится. Например, отметины, шрамы, ну я не знаю, что-нибудь. Все что угодно. Готов?
— Ну давай, — Карлос сложил руки на груди. — Иди поговори с Иисусом.
Эван сглотнул и изучил страницу, читая про себя слова, написанные прилежной детской рукой: «В среду у меня были неприятности из-за рисунка, который я не рисовал. Мама не дает мне его посмотреть».
Это пришло сразу, легко и свободно. Ощущение давления в черепе, резонирующее во всем теле. Все вокруг начало расплываться, и он увидел, как исчезают, деформируясь, прутья решетки. Карлос с беспокойством смотрел на Эвана, но и лицо испанца уплыло из поля зрения. Эван услышал детские голоса, которые становились все ближе и ближе, наполняя его чувства, в то время как сознание, отделившись от тела, пулей пролетело назад сквозь годы. Камера вокруг него дрожала…
А потом это ушло, словно мираж.
Голова Эвана дернулась, как у сломанной куклы, и он стряхнул с себя оцепенение, которое случалось с ним после перехода. Он моргнул, поднял руки к лицу и пошевелил маленькими пухлыми пальчиками.
— Я здесь! — сказал он вслух. Его тело было странно слабым и маленьким.
— Я тоже, — услышал Эван детский голос и повернулся посмотреть, кому он принадлежит.
За соседним столом сидела Кейли и улыбалась ему. Он огляделся. Класс был именно таким, каким он его и запомнил. Галдящие дети были заняты работой над аппликациями. Некоторые из них что-то клеили, другие посыпали блестками поверхности, смазанные мокрой пастой. Он посмотрел на лежащий перед ним чистый лист, на котором внизу было написано: «Эван Треборн, 7 лет».
— А… что мы рисуем? — спросил он непривычно тонким голоском.
Кейли ответила, не отрываясь от своего рисунка:
— Мы должны нарисовать, кем мы будем, когда вырастем.
Эван кивнул и снова посмотрел на лист бумаги, думая о том, как бы использовать свое путешествие в прошлое, чтобы оно могло пригодиться ему в будущем.
Сначала он хотел написать записку о том, что произойдет с ним через тринадцать лет, но тут же отбросил эту затею. Как будто кто-нибудь воспримет всерьез каракули семилетнего мальчишки…
Мимо него прошла учительница, приподняв бровь при виде чистого листа, но ничего не сказала. Эван посмотрел ей вслед. Босуэлл. Так ее зовут. Миссис Босуэлл. Она никогда ему не нравилась в детстве, но сейчас он смотрел на нее глазами взрослого и подумал, что на самом деле она очень даже ничего.
