— А что, лошади действительно носят эти штуковины? — спросил Олли.
— Ну да, — сказал Дивер. Он понял, что вопрос был задан в шутку, но не понимал, что смешного в этой шутке, и кто из них должен был засмеяться. Во всяком случае, парень говорил совсем не так, как те мужчина и женщина, у которых был странный акцент. Голос Олли звучал естественно, а его манера говорить была такой непринужденной, словно он был вашим давнишним приятелем. Они закинули седло в кузов грузовика. Затем туда забрался и сам Олли, который задвинул седло в дальний угол, куда были свалены какие-то предметы, укрытые брезентом.
— Хотите попасть в Моаб, верно? — спросил Олли.
— Полагаю, что так, — сказал Дивер.
— Мы держим путь в Хэтчвилл, — сказал Олли. — Мы там проведем не больше двух дней, а потом будем проезжать через Моаб.
Олли взглянул на своего отца, который прохаживался возле грузовика. Убрав с лица ухмылку, парень стал говорить так громко, словно хотел, чтобы отец обязательно его услышал.
— Что скажете насчет того, чтобы проделать вместе с нами весь путь до Моаба? Если, конечно, не найдете лошадки побыстрее нашей колымаги.
Глас Божий ничего не сказал, а рассмотреть выражение его лица Дивер не смог, так как было слишком темно. Спустя некоторое время Дивер все же услышал, как он сказал:
— Да, Олли прав, присоединяйтесь к нам.
Что ж, теперь приглашение обрело достаточно конкретную форму. Ведь утром-то сынок, может, и пожал бы ему руку, а вот папаша, возможно, был бы не в восторге от его компании.
Впрочем, Дивера это ничуть не беспокоило. Ему показалось, что не все у них идет как по маслу, и дело здесь вовсе не в изношенных тормозных колодках. Он, конечно, не собирался полностью отказываться от их предложения — кто знает, когда еще здесь проедет другая машина? Но он не испытывал большого желания провести два дня в их компании, слушая все эти шуточки.
— С меня достаточно и Хэтчвилла, — сказал Дивер. После того как Дивер частично отверг сделанное ему предложение, вновь заговорил Глас Божий:
— Уверяю вас, нас совершенно не затруднит довезти вас до Моаба.
«Это уж точно, — подумал Дивер. — Вас бы это не затруднило, но все же вам не особенно хочется это делать. Впрочем, меня-то это вполне устраивает».
— Ну же, забирайтесь в машину, — сказал Олли. — Вам придется ехать в кабине — все кровати заняты.
Подойдя к кабине, Дивер увидел еще двух человек, которые смотрели на него, перегнувшись через ограждение кузова. Это были седовласые старики: мужчина и женщина, очень похожие на призраков. Сколько же здесь всего человек? Олли и Глас Божий, эти двое, женщина, вероятно, мать Олли, и девочка по имени Джейн. По меньшей мере, их здесь было шестеро. И они явно шли навстречу пожеланиям правительства, которое рекомендовало брать как можно больше пассажиров.
Отец Олли первым забрался в кабину, оставив Диверу место у окна. В середине уже сидела женщина, а когда Олли занял место водителя, стало совсем тесно. Впрочем, Дивер ничего не имел против, ведь в кабине было холодно.
— Когда поедем, здесь снова станет тепло, — сказала женщина. — Вентилятор отопителя сломан, но сама печка работает.
— У вас есть имя, рейнджер? — спросил Глас Божий.
Дивер не понимал людей, которые проявляли любопытство в отношении имен. «Я ведь не снимаю у вас комнату, а всего лишь еду на попутке».
— Может, он не хочет, чтобы мы узнали его имя, отец, — сказал Олли.
Дивер почувствовал, как напряглось тело сидевшего рядом с ним отца Олли. «Почему они придают этому такое большое значение?»
— Мое имя Дивер Тиг.
Теперь, похоже, напрягся Олли. Улыбка, которой светилось его лицо, когда он запускал двигатель и включал передачу, теперь как-то померкла. Они, что, поспорили? Тот, кто держал пари, что Дивер назовет свое имя, тот выиграл, а Олли расстроился, потому что теперь ему придется платить?
— Вы сами-то откуда родом? — спросил отец Олли.
— Я иммигрант, — ответил Дивер.
— По большому счету все мы здесь иммигранты. А откуда вы приехали?
«Да что я, на самом деле, поступаю на работу, что ли?»
— Я не помню.
Отец и мать Олли переглянулись. Они, конечно, подумали, что он лжет и, вероятно, уже считают его преступником или кем-нибудь в этом роде. Волей-неволей Диверу пришлось объяснить.
— Когда меня подобрали, мне было, наверное, года четыре. Все мои родственники были убиты в прерии бандитами.
Напряжение, которое испытывали родители Олли, немедленно ослабло.
— Простите, — сказала женщина. В ее голосе было столько сочувствия, что Диверу пришлось посмотреть на нее, чтобы убедиться в том, что она не смеется над ним.
— Ничего, — сказал Дивер. Он даже не помнил своих родителей, поэтому и не мог по ним тосковать.
— Вы только посмотрите на нас, — сказала женщина, — выпытываем у него всю подноготную, а сами даже не сказали, кто мы такие.
Наконец-то она заметила, что они проявляют слишком большое любопытство.
— Я назвал ему свое имя, — сказал Олли. Было что-то неприятное в том, как он это сказал. Дивер вдруг понял, почему минуту назад Олли так расстроился. Когда сам он представился, Дивер в ответ не назвал своего имени, но потом, когда отец Олли спросил Дивера, как его зовут, то почти сразу же получил ответ. Расстраиваться по такому пустяку было с точки зрения Дивера верхом глупости, но он уже привык к такой реакции на свои поступки. Дивер постоянно обижал людей, причем делал это совершенно непреднамеренно. Так получалось только потому, что все они были слишком уж обидчивы. А может быть, он просто не умел ладить с незнакомыми людьми. Хотя, казалось бы, он должен был в этом преуспеть, поскольку только с незнакомцами он и имел дело.
Глас Божий говорил таким тоном, как будто даже не подозревал о том, что Олли рассердился.
— Мы, то есть все те, кто, словно сельди в бочке сидят, лежат и стоят в этом грузовике, являемся менестрелями с большой дороги. Стихоплеты и шуты, трагики и драматурги. Мы второсортные лицедеи, которые замещают NBC, CBS, ABC и, да простит нас Господь, PBS.
В ответ Диверу оставалось только улыбаться, прекрасно зная, что сейчас у него самый что ни на есть идиотский вид. А что еще он мог сделать, если ровным счетом ничего не понял из всего только что сказанного?
Взглянув на него, Олли ухмыльнулся. Обрадовавшись тому, что парень больше не сердится, Дивер улыбнулся ему в ответ. Олли осклабился еще шире. «Это похоже на разговор двух глухих, которые делают вид, что слышат друг друга», — подумал Дивер.
Наконец Олли перевел то, что сказал его отец:
— Мы — труппа бродячих комедиантов.
— Ах вот оно что, — сказал Дивер. Какой же он дурак, что сразу не догадался! Бродячие комедианты. Теперь ему стало понятно, почему в грузовике так много пассажиров и почему его кузов набит предметами странной формы, укрытыми брезентом. Но более всего это объясняло чудной говор родителей Олли.
