Энергия двигателя передавалась от двигателей к нескольким турбогенераторам. Над ними располагался гибкий, в высшей степени прочный резервуар. Под контролем барометра насосы заполняли его газом, производным от распада углекислоты; внутрь подавалось тепло, чтобы сделать содержимое менее плотным, чем изначальный холодный субстрат водорода и гелия, окружающий планету при равном давлении. Таким образом, общий эффективный вес системы практически сводился к нулю.
По сути «Олимпия» была межпланетным батискафом. Она не столько летела, сколько плыла в иовианском небе.
Как в добрые старые времена, в морях Земли, грезилось Фрэзеру. Затем корпус корабля вновь закачался и отклонился от курса; его оглушил вой стаи волков; он услышал грохот камней из твердого аммиака по обшивке и почувствовал, как под их ударами содрогается металл. Тонко вскрикнула Лоррейн:
— Они, должно быть, размером с меня! Что если они прорвут резервуар?
— Тогда нам конец, — сквозь зубы ответил он, и начал сражаться с тумблерами.
Остановив газовые насосы, он опустил вниз нос корабля и включил энергию. Это вывело их из грозы. Из-за высокого давления между поверхностью и облаками оставалось спокойное пространство, туда и нырнула «Олимпия». Когда они вновь повисли в зеленой тишине, Фрэзер несколько минут не мог унять дрожь.
Упование на Всевышнего покинуло его. Он чувствовал себя уязвимым и смертным. Но вдруг ему стало не до страха.
В поле зрения показалась поверхность.
Ни краткие косые взгляды сквозь экран, ни неуклюжие попытки очевидцев описать неописуемое, не подготовили его к этому зрелищу. Над головой изгибалось аркой золотое небо. Низко плывущие в нем облака были бирюзовыми, ультрамариновыми, медно-красными. Из одной тучи у северного горизонта низвергался ливень — водопадом, рядом с которым Ниагара показалась бы карликом — серебряно-сверкающий; а над ним в дымно-синих облачных пещерах блистали молнии. На западе океан был погружен во мрак; но каждая его волна светилась, рассыпая искры. Буруны, огромные и стремительные, уносились к дневному востоку, сияя дамасской сталью; они разбивались о берег и так высоко выбрасывали пену, что она неподвижным кружевом висела в воздухе. За ними простиралась безграничная равнина, поросшая синими и желтыми кустами; лес качал ветвями на ветру, стряхивая кучки листьев неописуемой формы. Восточная граница мира терялась в бронзово-золотой дымке. На юге вздымались низкие откосы, отсвечивая черным металлом — ледяные утесы, по которым, пенясь, река стекала в море.
Онемевшие, потрясенные, Фрэзер и Лоррейн глаз не могли оторвать от этого видения. Они забыли о времени. Только мысль о Теоре привела Фрэзера в себя.
Он нехотя перевел взгляд на приборы. Они принимали слабые сигналы от мощного автоматического радиомаяка, давно установленного рядом с Ниарром на случай прибытия людей. Так он понял, что его грубые расчеты посадки не так уж сильно отличались от точных, по таблицам. Фрэзер уменьшил высоту полета и повернул корабль к северу.
— Взгляни туда, — указала Лоррейн. Стал существ, напоминавших обитателей преисподней, петела в полумиле от них. Они сильно светились, словно горели на лету — Внизу, на равнине, испуганное «Олимпией», бросилось врассыпную стадо шестиногих животных с умопомрачительными рогами. Там их были тысячи; даже сонар корабля улавливал небольшое землетрясение, производимое ударами их копыт.
— А я всегда думала, что Юпитер — это что-то вроде… замерзшего ада, — заплетающимся языком сказала Лоррейн.
— Для иовианцев Земля — нечто вроде горячего ада, — ответил он.
— Но, я имею в виду, это сверкание! Это изобилие жизни!
Он кивнул.
— Угу. Это, думаю, главное чудо вселенной. Жизнь. В ее голосе вновь послышалась горечь.
— А нам так мало осталось жить, да еще некоторые и это немногое хотят испортить.
— Возможно, это свойственно и жителям планеты Ио. Они ведь не слишком отличаются от нас, а?
— Твой друг Теор. Ты, кажется, говорил, что у него есть семья?
— Да. И он очень ей предан.
— Счастливчик.
Фрэзер ошарашено посмотрел на Лоррейн, но она отвернулась.
Теперь он разглядывал реку, догадываясь, что это Брантор. Фрэзер шел над ней до тех пор, пока радиокомпас не показал, что они находятся над Ниарром. Он решил осмотреться. Внизу простиралась обширная окультуренная местность, больше похожая на обустроенный лабиринт, чем на город, каким он его представлял. При сильном увеличении он увиден толпы жителей внизу. На корабль смотрели и показывали руками.
Фрэзер включил нейтринопередатчик.
— Теор, ты еще держишься? Как идет сражение?
— Хуже, чем мы надеялись. Но я ждал тебя, Марк. Они еще не сбросили нас с вершины холма, но, кажется, их атаки выкашивают наши ряды. Где ты?
— Над твоим городом.
— Он еще жив?
— Да. И вокруг — никаких признаков осады. Но они не попытались со мной связаться.
— Дай им время — тем, кто умеет обращаться с оборудованием. Должно быть, твое появление стало для них устрашающим зрелищем.
— Но мы — ты и я — не можем ждать. Теперь точно опиши мне свое местонахождение, — и твоих людей, — чтобы я не напал не на ту армию. Затем распорядись, чтобы твои командиры начали отступление во время следующей передышки в битве — через холмы, на другую сторону.
Вдруг Фрэзер запнулся. Только сейчас до него дошел весь скрытый смысл его тактики. Он заставил его содрогнуться.
— Подожди! — крикнул он. — Можешь ли ты связаться со своим противником?
— Думаю, что их вождь, Чалхиз, понимает звуковой код наших барабанов не хуже нашего языка.
— Предупреди его, что к ним идет Оракул и уничтожит их, если они не сдадутся.
— О, как он посмеется!
— Без сомнения. Но все же, будучи предупреждены заранее, они избегнут многих неприятностей.
— Ты не знаешь, Марк, что они с нами сделали, иначе бы так о них не заботился.
— Думаю, я должен это сделать.
— Значит, ради тебя это будет сделано. Теперь, что касается нужной тебе информации… — Фрэзер уже достаточно долго был знаком с Теором, чтобы не суметь различить за этими немногими словами скрытую радость. Это отчасти согрело ему сердце.
— Да, — уточнил он, — еще одно. Предупреди своих, чтобы они не смотрели на меня, когда я прилечу. Пусть они закроют лица руками и спрячутся за щиты. Понял? Я уже иду.
«Олимпия» устремилась вперед. Лоррейн окинув Фрэзера долгим взглядом.
— Что, твоя идея не работает? У тебя вид, как у покойника.
— О, нет, идея работает. Это я не в порядке.
