Только теперь я понял, что наше пребывание в контейнере с мертвецами уже было пыткой. Её началом. Похитители надеялись, что, когда они вернуться, у нас просто сил не останется ни на какие хитрости или попытки сопротивления.
И так же отчётливо я понял, что способ освободиться есть. Нужно только сломать несколько лучевых костей хотя бы на одной руке.
В обычном состоянии, даже под анестезией, у меня бы никогда не получилось это сделать. Но теперь у меня было куда больше сил, чем у простого человека. А ещё от запаха крови голова шла кругом и сводило горло. А ещё я чувствовал, как кровь начинает портиться. И вытерпеть это было выше моих человеческих возможностей. Жажда становилась куда сильнее, чем я мог представить. Наверно, что-то похожее испытывают наркоманы во время ломки.
— Арти… что ты делаешь? Пытаешься освободиться? Да? — спросила Соня; в её голосе звучала такая надежда, что я стиснул зубы.
— Да, стараюсь, но ты ни в коем случае руками не шевели! Тут замок хитрый! — нарочито громко ответил я, чтобы скрыть хруст собственных костей.
Больно было невероятно. Я чуть сознание не потерял. И дальше было только хуже: предстояло протащить сплюснутую и переломанную кисть через петлю ловушки.
Я чувствовал, как сломанные участки костей трутся друг о друга. И, кажется, это было самое худшее ощущение в моей жизни.
Наконец, одна рука была свободна. Я замер, чувствуя, как кости, одна за другой, встают на место и… зарастают. Это было странное ощущение. Кисть сильно чесалась, но после дикой боли это было даже приятно.
Когда кисть восстановилась, я освободил вторую руку. Потом одним прыжком оказался возле Семёна. Не знаю, почему я выбрал его, а не Майкла. Наверно, потому что совсем мало его знал. Так было легче.
Стараясь не шуметь, я припал к его шее.
— Арти? — обеспокоенно окликнула меня Соня. Но я не мог прерваться, чтобы ей ответить.
Это совсем не походило на обычный приём пищи. Мне было невероятно приятно, я чувствовал, как тело наливается силой, а голова становится хрустально-ясной и быстрой.
И кое-что ещё. Патрик называл это «неструктурированной информацией». Наверно, так и есть. Я понимал, как нужно воевать. Не на уровне «прочитал учебник — освоил», а… просто знал. Наверно, это невозможно объяснить, но теперь я без труда просчитал сразу несколько вариантов действий на случай, если кто-то сейчас войдёт в дверь.
Даже странно, что с таким уровнем почти инстинктивных знаний Семён дал выстрелить себе в сердце. И тут же будто из глубин подсознания всплыл очевидный ответ, оформленный, скорее, в виде эмоций, чем в виде слов. Досада, окрашенная пониманием неадекватной оценки противника. Да, у военных бывают ошибки. И куда чаще, чем у обычных людей — фатальные.
Мне стало значительно лучше. Я раздумывал — не приложиться ли к Майклу? Какая у него может быть «неструктурированная информация»? Но, подумав секунду — не стал. Не всё сразу. Во мне ещё слишком много от обычного человека. Вместе с утолением жажды пришло раскаяние и чувство брезгливости.
— Арти? — повторила Соня, — Арти, что ты делаешь? Мне страшно…
— Всё в порядке, — ответил я уверенным голосом, — я освободился. Сейчас помогу тебе.
И тут темнота перед глазами словно по волшебству расступилась. Я оказался в сером мире, без явных источников света, но предметы были видны довольно отчётливо.
Я видел, как Соня сидела на скамейке, а у ней на коленях лежала размозжённая голова Патрика.
— Я здесь, — сказал я, когда подошёл ближе, — постарайся расслабить кисти.
Теперь я чувствовал, что могу разорвать неподатливый полимер. Сил хватит. Вот почему Патрик был спокоен до последнего: не чувствовал себя в опасности, думал, что в любой момент может освободиться. Ещё один пример фатальной недооценки противника.
Я едва успел распутать ловушку на руках Сони, как услышал приближающиеся шаги. И тут же обругал себя последними словами. Я ведь сам раньше догадался, что нас слушают — и тут же вслух ляпнул, что освободился!
— Ложись на пол, — едва слышно прошептал я Соне на ухо, — и не двигайся.
— Арти но…
Я закрыл ей рот указательным пальцем.
Хорошо хоть Соня не стала упрямиться и, недовольно нахмурившись, опустилась на пол. Я помог ей лечь так, чтобы не попасть в большую лужу крови.
И тут же прыгнул ко входу. Кто-то снаружи уже отпирал замок. Я посмотрел на потолок, потом подпрыгнул, и завис, упершись руками и ногами в стены.
К счастью, снаружи была ночь, и буря, судя по всему, стихла. «Араб» посветил внутрь ярким фонариком. Увидел лежащую на полу Соню и, осклабившись, прицелился в неё из пистолета.
Я спрыгнул вниз, выхватывая пистолет, но тут же выпрямился. Раньше, чем «араб» успел открыть рот, я стукнул его по черепу рукояткой его же оружия. Каким-то образом я знал, куда именно нужно быть, чтобы он отключился, но остался в живых.
Я затащил «араба» внутрь и закрыл дверь контейнера.
— Арти? — спросила Соня, подняв голову, — что происходит?
— Всё в порядке, — ответил я, — не поднимайся и не двигайся. Я освобождаю нас.
Живой человек оказался намного, намного вкуснее, чем пусть и свежий, но всё-таки труп. Ощущения были значительно ярче. И я продолжал «закачивать» в себя чужую «неструктурированную информацию».
Я не знал, можно ли сразу пить такое количество крови. Бывает ли у таких, как я пресыщение? Если да, чем это грозит? У меня не было ответа на эти вопросы, как больше не было и Патрика, который мог бы прояснить некоторые моменты. Поэтому я решил не рисковать.
Нащупав нож в кармане тактических брюк «араба», я достал его, разложил лезвие, и аккуратно ввёл ему между рёбер. Он дёрнулся несколько раз и затих.
Кажется, настоящий я, всё ещё пребывавший в недрах того существа, которым я стал, в этот момент съежился от ужаса. Но я не стал его беспокоить. Сначала нужно было спастись.
Снова шаги
