— Карел должен ехать в Ленинград! — сказал я.
— Пожалуйста, уговорите его! Что бы за это дали другие…
Аленка начала говорить о его карьере астронома, которую он подвергает риску, высказала и много других практических соображений. В каждом слове чувствовалось, что и она думает о будущем, но только о близком, маленьком и все же по-женски дальновидно и по-матерински мудро, — о своем собственном будущем!
На прощание она протянула мне руку и очаровательно улыбнулась серыми глазами.
— Вы приняли шефство над нашей любовью. Ну и действуйте! И еще одна просьба: Карлоуш не должен знать, что я была у вас! А то он растерзает меня. Это — наша общая тайна… — Она приложила пальчик к губам. — Ни гу-гу!
Пани Ксения Бернардова была убита горем. Ее старший сын Петр и восемь его товарищей собирались взойти на реактивный воздушный корабль, готовый совершить далекое путешествие в космос. Это была не первая атомная ракета, которая снялась с якоря земного тяготения.
Но как раз на первой ракете, которая уже никогда не вернется, был и Криштоф Бернард, руководитель экспедиции, муж пани Ксении.
Прошло три года с тех пор, как он улетел на Луну, но всякий раз, когда пани Ксения смотрит вверх, па холодный свет Луны, ее глаза наполняются слезами. Там где-то покоится вместе со всем экипажем и ее муж, там, на огромной высоте, находится кладбище героев. На площадях и в парках, на берегах озер и морей, на вершинах гор им воздвигнуты памятники разной величины, изображающие героев в разных видах, но разве эти памятники, этот металл и камень, разве они заменят его сердце, его ласковую улыбку, его руки, которые гладили ее с такой любовью? Даже праха их не осталось на земле…
Едва Ксения перестала оплакивать своего Криштофа, как приходится прощаться с Петром, ее гордостью и надеждой, ее первенцем, на которого она перенесла всю свою любовь и заботу.
Будто ему тесно здесь, будто ему не хватает места на этой земле, будто она жжет его — мечтателя и чудака, охваченного страстным стремлением принять участие в безумном приключении. О, пусть бы он летел на край света, пусть хоть на Южный полюс, только бы у него была земля под ногами, надежная, твердая земля, которую чувствуют и ее ноги. Но туда… Можно считать, что он уже погиб, отошел в вечность…
«Путник» вылетает завтра в десять часов, а сейчас пробило как раз десять. Еще один день и одна ночь. Завтра в этот час весь мир, подняв голову, будет смотреть вверх. Все газеты поместили фотографию астроботаника Петра Бернарда. И ее, Ксению, прославляют пером и кистью как жену одного из первых путешественников в космос и мать и продолжателя. Но — увы! — все это не радует ее…
Пани Ксения боялась потерять своего первенца н любимца. В глубине души она не могла поверить в поляую безопасность полета и успешное завершение экспедиции. Она знает, что теперь экспедиции возвращаются; некоторые экспедиции уже вернулись, а другие находятся на обратном пути. Но первая экспедиция никогда не вернется! А ведь тогда, когда Криштоф садился в летающий гроб и когда он в последний раз махнул ей на прощание, ее утешали точно так же.
И ко всему еще нужно делать вид героини! Перед знакомыми и незнакомыми, перед репортерами и перед детьми и даже перед Петей! Улыбаться, когда хочется плакать, ни одной слезинкой в глазу, ни одним движением бровей не выдать своего горя, принося новую жертву, теряя сыночка, которого она любит больше самой себя! Выше голову и улыбайся! Прояви материнскую гордость и мужество, как подобает жене Криштофа Бернарда, героя космоса!
Такова теперь участь Ксении.
Матери покойного мужа, пожилой пани Елене, было не легче! Она пыталась утешать, но сама, бедняжка, нуждалась в утешении! Ей давно уже перевалило за девяносто, для ее возраста у нее были еще довольно густые волосы, собранные в небольшой белый узел. Неотъемлемой частью ее лица являлись и зубы, такие же неподдельные, как, допустим, нос!
— Как ты спала, душенька? — спросила она, едва переступив порог комнаты и вглядываясь в лицо пани Ксении. — У тебя такой усталый вид…
— Вы ведь знаете отчего, мама…
Пани Елена подошла к невестке и погладила ее по голове, как маленькую девочку.
— Не грусти, Ксеничка…
— Вы же видите, что я не плачу…
— Плачешь, плачешь в душе, а это еще хуже! Ты не первая и не последняя мать, провожающая сына!
Она положила ей руку на лоб, стараясь поднять склоненную голову. Пани Ксения без сопротивления подчинилась этому нежному насилию. Но она выглядела такой несчастной, что пани Елена не мешала ей снова опустить голову…
— Вы же понимаете меня, мама, перед вами, надеюсь, я не должна радоваться тому, что теряю сына…
— Не говори так! Не каркай! И не плачь, главное не плачь, а то и я заплачу…
Она быстро вытирала сухие глаза белым платочком.
— Ты знаешь, это и моя вина. Мой сын!.. Слишком часто в молодости я бродила при свете звезд, слишком много смотрела на них — я любила вечернюю звезду и Орион и передавала свои мечты по Млечному Пути. Когда должен был появиться ребенок — в то время начали уже делать опыты с атомным двигателем, — я мечтала, чтобы у меня родился сын. Я смотрела на звезды, и мне хотелось, чтобы мой сын был отважным, чтобы у него было гордое сердце жаждущее взлететь из пыли этой земли ближе к солнцу! О горе, все исполнилось! Сын лежит в кратере у «Моря Кризисов», я обнимаю пустоту. Да, нелегко быть матерью героя! И все же мы должны быть благодарны судьбе за то, что она принесла нам такое счастье…
— Счастье… — с горечью в голосе сказала пани Ксения. — Терять одного за другим тех, кого мы любим больше всех на свете! Вскоре никого у меня уже не останется — вот какое это счастье!..
— Довольно, довольно, девонька! — успокаивала ее пани Елена. — Потерпи до завтра, а потом мы будем плакать вместе…
Но Ксения не могла терпеть. Долго сдерживаемая тревога и ужас последних дней прорвались наружу.
— Но ведь это же массовое самоубийство, — застонала она, — хотя и обставленное торжественно! И весь мир будет ликовать, когда будут хоронить этот атомный гроб!
— Что ты говоришь! — ужаснулась свекровь. — Мне тоже страшно, я тоже боюсь за Петю, но заранее так отчаиваться — нет, это не годится!
— Но ведь я…
Ксения, рыдая, бросилась ей на шею. Пани Елена сразу же перестала сердиться и начала нежно гладить Ксению по голове, по лицу.
— Ну хорошо, передо мной можно, излей свое горе, облегчи свое сердце, нас никто не слышит. Только смотри, перед детьми держи себя в руках…
— За детей не беспокойтесь, мама! Перед ними я прекрасно играю свою роль. Но это ужасно — оба младших сына уже теперь хотят быть астронавтами…
