Я сделал вид, что с почтением внимаю мистическому толкованию топологической трансформации вещества. На самом деле, с точки зрения физики взаимодействия топологических пространств, все объяснялось значительно проще. Преобразование трехмерной воды в двухмерную проходило строго по горизонтальной плоскости (наподобие того, как галактические лайнеры проходят через диафрагму гиперствора), и стоило материальному объекту колебательными движениями выйти за пределы этой плоскости, как наступала разбалансировка энергетического потока, часть энергии выплескивалась в трехмерный мир и приводила к климатическим катаклизмам.
— Вы уверены, что завтра ветра не будет? — спросил я.
— Уверен. Ветры здесь бывают крайне редко. А потом, видите, мигрирующие дубы стоят возле самой воды? Если бы погода портилась, еще за неделю до начала таинства деяния Великого Ухтары вы бы не обнаружили ни одного мигрирующего дуба в радиусе пятидесяти километров от озера.
— А кто такие занзуры?
— Занзуры? — Лицо егеря расплылось в мечтательной улыбке. — О, занзуры… Когда-то и у вас на Земле были подобные существа. Сирены. Завтра вечером вы услышите завораживающее пение занзур… Видите, голый холм? Там их родовище… — Он тряхнул головой, словно освобождаясь от наваждения. Что это мы с вами размечтались раньше времени? Идемте, надо выбрать наживку для вашего сувенира. Палатку я поставил, внутри чистая земная атмосфера, можете там обходиться без респиратора.
В мечтах егерь побывал без меня, но я не стал его поправлять.
Мы поднялись на пригорок. На месте нашей высадки из кабины межпространственного лифта высился прикрытый тентом штабель из пяти-шести Длинных ящиков с составными частями плота. Метрах в двух от штабеля стояла оранжевая земная эко-палатка с безобразно перекачанными бортами. Видимо, я был первым землянином-туристом в угодьях егеря, и он не имел понятия, как правильно надувать экопалатки. Ну и ладно, не будем придавать этому особого значения. Спасибо и на том.
— А вы где будете ночевать? — спросил я, оглядываясь вокруг.
Бори Чилтерн пренебрежительно фыркнул.
— Мне говорили, что вы опытный путешественник с большим стажем… проронил он.
— Да. Прошел более сотни миров.
— Значит, вас не раз сопровождали проводники и егеря. Скажите честно, неужели среди них встречались такие, которые проводили тихие спокойные ночи в палатках?
Я только развел руками.
— То-то! — Егерь нырнул под тент, долго там возился, перекладывая какие-то вещи, затем, пятясь, вылез, волоча объемный ящик. Протащив ящик по траве на ровное место, Бори Чилтерн распрямил спину и откинул верхнюю крышку. — Выбирайте наживку для сувенира.
Подойдя ближе, я заглянул внутрь. До самого верха ящик заполняли прозрачные кубики с живыми моллюсками, рыбками, хищными цветами, лепестки которых призывно шевелились, и прочей мелкой экзотической живностью. Эх, знать бы заранее, что случится такая оказия, непременно привез бы с Земли живого Papiliol Вот это был бы сувенир… Хотя вряд ли он прожил бы целый месяц в ожидании поездки на озеро Чако. Махаоны долго не живут, а на Раймонде ни насекомых, ни членистоногих нет. Паучок, которого я видел на платье раймондской модницы, был инопланетного происхождения.
Просмотрев десятка три кубиков, я остановил свой выбор на небольшой морской звезде — алого цвета с янтарно-желтыми шипами. При этом исходил из чисто меркантильных соображений — на соответствующей колодочке двухмерная морская звезда будет выглядеть, как орден, и, естественно, ее можно продать дороже. Однако по-прежнему настораживала ТА НЕВЕДОМАЯ ЦЕНА, которую мне придется заплатить здесь за эту безделушку.
— Хороший выбор, — оценил егерь, пряча кубик в карман. — Теперь я займусь подготовкой плота, а вы можете отдохнуть в палатке. Либо сходить познакомиться с нашими туристами. Как хотите. Разбужу завтра утром очень рано.
Я избрал третий вариант — прогулялся по пригорку, но затем все-таки спустился в лощину к местным туристам. Они произвели на меня странное впечатление. Я настолько привык к лакейскому подобострастию до сих пор окружавших меня раймондцев, что и тут ожидал встретить аналогичное отношение. Ничего подобного! Да, аборигены приняли меня радушно, откупорили бутылку шампанского (как я уже давно понял, любимого на Раймонде напитка), но сами не пили, хотя я заметил, что шампанским они запаслись сверх всякой меры — у одной из палаток стояло с десяток ящиков. Несмотря на их гостеприимство, общение у нас как-то не заладилось. Говорили вроде бы на одном языке, но вот общих тем не нашли. Точнее, пытался найти я, а они кивали, улыбались невпопад и на контакт не шли. И между собой не разговаривали, сидели с отрешенными лицами, словно к чему-то прислушиваясь. Странные туристы, не от мира сего.
Только распрощавшись с ними и поднявшись на пригорок к палатке, я вспомнил, что говорил о туристах егерь, и все понял. Эти раймондцы воспринимали таинство деяния Великого Ухтары на уровне Религиозного обряда. Как паломники, прибывшие в святые места накануне мистерии, они с трепетом в Душе ожидали чуда, и ничто мирское их в этот момент отвлечь не могло.
У палатки я уселся в шезлонг и некоторое время наблюдал, как егерь на берегу собирает плот. Затем мне это надоело, и я стал созерцать раймондский закат. Было на что посмотреть. Солнце садилось за озером между двумя лесистыми сопками, и чем ниже оно опускалось к горизонту, тем больше в его спектре становилось зелено-желтого, как неспелый лимон, цвета, а небо тем временем наливалось густым, тревожащим душу ультрамарином. Когда солнце полностью скрылось за горизонтом и вечерняя заря неожиданно оказалась молочно-белой, вот тогда на ее фоне я и увидел, что черный контур трех холмов на противоположном берегу действительно напоминает лежащую на спине женщину. Но в этот момент егерь на берегу включил прожектор, чтобы продолжать работу по сборке плота, и мрачное очарование раймондского заката пропало.
Широко зевнув, я встал с шезлонга, потянулся и направился в палатку спать. Назавтра у туристов намечался религиозный праздник, а мне предстоял тяжелый рабочий день.
В этот вечер я впервые на Раймонде не принял перед сном медицинских препаратов и не оросил имплантированные жабры раствором формалина. Пора было выводить жабры из летаргии, поскольку завтра начнется то, ради чего я прибыл на Раймонду и ради чего вживлял в себя и жабры, и биочипы.
С первыми проблесками молочно-белой зари я проснулся, экипировался и выбрался из палатки. В предутренней мгле на фиолетовом небосклоне сияли редкие звезды, а озеро выглядело куском застывшего, ноздреватого льда, сильно подтаявшего У устья Рио-Бланко. По склону глинистого холма, клубясь, в низину спускалось щупальце плотного формальдегидного тумана, и казалось, что лежащая на том берегу великанша поводит головой.
