Особенно Вайнстен ненавидел уроки физкультуры, которые Комитет по вопросам образования штата Канзас в своей бесконечной мудрости сделал обязательными для всех учащихся средних школ.
В его школе главное внимание уделялось американскому футболу. На первых же уроках физкультуры Вайнстен понял, что ты ничего не стоишь, если не можешь тягаться со здоровяками. А если даже не пытаешься этого делать, то ты самая последняя размазня. Чтобы избежать ненавистной физкультуры, надо бы серьезно заняться каким-либо видом спорта.
Вайнстен умел хорошо делать только одно. Он умел бегать. Наверное, это было связано с той же наследственной одаренностью, благодаря которой он стал пловцом в шесть лет, хотя с тех пор никогда не заходил в воду.
Свое умение бегать Вайнстен использовал, чтобы избегать уроков физкультуры, и сейчас тренер уверял его, что у него есть достаточный потенциал для участия в чемпионате штата. Была только одна проблема — бег отнимал учебное время. Все члены семьи Вайн-стена считали тренировки делом бессмысленным. Его дедушка был одним из основателей «зеленой химии» (Область химии, занимающаяся разработкой наиболее безопасных для окружающей среды и ресурсосберегающих процессов производства. Возникла в США и Великобритании в 1990-х годах.). Его отец проводил полжизни на Луне, разрабатывая свои нанопленки. Ближе всех к спорту в его семье оказалась мать — несколько лет назад она помогала производителю лыж создать самонастраивающуюся под погоду смазку для олимпийских игр, проходивших в городе Джуно, штат Аляска.
Участие в соревнованиях штата гарантировало стипендию для обучения в любой спортивной школе. Отличные оценки на протяжении последних классов позволяли получить диплом химика в Калифорнийском или Массачусетском технологическом институте. Его родители считали, что тут и выбирать нечего: любой разумный человек предпочтет науку. Если Вайнстену все еще нравится бегать, сказала мать, он всегда может начать работать на обувную компанию. Там много вакантных мест для специалистов по нанотехнологиям. А потеют пускай всякие безмозглые качки.
— Неужели ты действительно хочешь быть похожим на всех этих… футболистов? — спросила она.
Вайнстен Первый ушел из спортивной команды. Химия его не интересовала — история или музыка казались куда более занимательными — но он подчинился и никогда не ходил на гуманитарные курсы больше положенного. И не смотрел следующие олимпийские игры. Нет смысла терзать себя тем, что никогда не сбудется.
Вайнстен ‘46.11.19:0241 сказал: «Как бы не так!» Он может назвать дюжину спортивных звезд, получивших блестящее техническое или медицинское образование. Что плохого в атлетике? Это не значит, что при этом ты обязан стать тупым. Он продолжал свою борьбу с учебой и еще раз специально получил тройку по химии. И пятерку с плюсом по истории.
Вайнстен Первый не пошел ни в Калифорнийский, ни в Массачу-сетский технологический институт, потому что, пока он выбирал, куда пойти, одному профессору в Канзасском университете дали Нобелевскую премию по химии. К тому же обучение там стоило дешевле, и это учебное заведение оказалось гораздо ближе к дому.
Поначалу, правда, наличие Нобелевского лауреата среди преподавателей не очень-то чувствовалось. Даже по профильным предметам на первом и втором курсах у него шли одни электронные лекции да занятия с искусственным интеллектом. Так продолжалось до тех пор, пока он не стал старшекурсником (выдающимся старшекурсником!) и получил возможность встретиться с великим профессором и произвести на него должное впечатление.
Наверное, эти самые электронные лекции и уроки с компьютерами вместо людей и убедили Вайнстена Первого гнать прочь мысль, что это нормально, если человеку, собирающемуся стать химиком, не нравится химия. Оставалось только отгонять мысль о том, что предметы с настоящими, живыми дискуссиями, такие, как общеобразовательные курсы английской литературы и социальных наук, были бы куда более интересными.
Вайнстен ‘49.10.23:0937 решил иначе. Сначала он выбрал своим профильным предметом литературу. Затем подался в антропологию. Наконец, просто потому, что расписание оказалось удобным, стал посещать курс геологии. И тут же увлекся. Геологические экспедиции. Это не так хорошо, как бег, но это была чертовски близкая замена.
Вайнстен Первый любовался темноволосым чудом, покрытым потом. Впрочем, нет, не так стоило думать об этом. Потеют лошади. Мужчины покрываются испариной. А женщины блестят.
В таком случае эта женщина сияла, как звезда.
Она была идеальным представителем своего биологического вида. Вайнстен уже видел ее раньше, на закрытом стадионе. Он бегал там каждый день, надеясь, что упражнения придадут ему сил для создания диссертации по синтетической нанохимии. Женщина появлялась здесь на протяжении всей зимы, и с самого первого дня Вайнстен подпал под власть ее чар.
Она бегала одна и, кажется, была одного с ним возраста. Это означало, что она не принадлежала ни к одной спортивной команде. Но бегала она неплохо. Может быть, она занималась триатлоном. Она была слишком крупной для бегуньи — не толстая, а именно мускулистая. Она носила короткие топики, открывавшие ее сильный пресс, а плечи и ноги у нее были четко оформленными, но округлыми там, где это нужно. Однажды он замерил время, за которое она преодолевала двухсотметровку — тридцать четыре секунды, снова, и снова, и снова. Звезда университетского, но не олимпийского уровня. Когда-то он мог пробегать двести метров за тридцать одну секунду. Но не сейчас. Сейчас он просто умел быстро бегать трусцой.
Он должен был обдумывать свою диссертацию, но женщина отвлекала его. Впрочем, ему это нравилось. Сначала Вайнстен видел ее только по вторникам, но потом стал приходить в другие дни, и его труды были вознаграждены: выяснилось, что она бегает также по средам и понедельникам.
Наблюдать за ней было все равно что впервые танцевать на школьном балу в четырнадцать лет. Она двигалась грациозно, словно газель, едва касаясь земли. Ночью она парила в его снах. Но он ни разу не заговорил с ней и отводил глаза каждый раз, когда она смотрела в его сторону. Вайнстен чувствовал себя стеснительным мальчишкой.
Все, что привлекало его в ней, в то же время и отпугивало. Может быть, рост. Она была высокой — примерно 175 сантиметров при его 170. И она была изумительной, энергичной, живой. А он скучным «ботаником». Что у них может быть общего?
Декабрь и январь прошли, а Вайнстен так и не обмолвился с незнакомкой ни единым словом. Затем минули февраль и значительная часть марта. Крокусы пробивались сквозь зеленеющую траву после позднего снегопада. В любой день она могла перенести свои занятия на свежий воздух, и тогда он больше никогда не увидит ее.
