— Вот всякое видел, — вновь заговорил подполковник, под негодующим взглядом которого с Мэннинга сходил восьмой пот, — но от вас, капитан, такой гнусности не ожидал! Офицеры, вы свободны. А с господином Мэннингом мы ещё чуть-чуть побеседуем.
Асмунд и Блад вышли из кабинета подполковника.
— Ну ты, Шен, совсем с присвистом! Сутки где-то шлялся, к командиру ввалился, как в кабак, Мэннинга фарсёром выставил, и хоть бы хны! Глядишь, ещё и к награде представят. Я, кстати, подал запрос о твоём повышении.
— Ну Мэннинг, допустим, и без меня справился. А что касается вида — поскачи сутки в седле по снегу, погляжу на тебя!
— Погляжу на тебя, — передразнил Асмунд, скорчив шутливую гримасу, — ты бы хоть воротник застегнул, чтоб любовный синяк прикрыть, герой!
Графитовое небо
Винтерсблад курил на крыльце казармы. Ночь выдалась оттепельной, влажной, в её запахах уже чувствовалось что-то неуловимо-весеннее. Низкие плотные облака не пропускали лунный свет, все солдаты давно уже спали, и в черноте бывшего школьного двора светились лишь сигарета лейтенанта и окошко в конторе подполковника. Ходжес, несмотря на поздний час, зачем-то вызвал к себе Мэннинга, и теперь их силуэты маячили в неярком свете, льющемся из окна на снег. Судя по отбрасываемой тени, офицеры что-то обсуждали, склонившись над развёрнутыми на столе картами, периодически яростно жестикулируя.
— Ну что, лейтенант, новые звёздочки на погонах не натирают? — послышалось сзади.
— А тебе, никак, мозоли спать мешают, капитан? — неохотно усмехнулся Винтерсблад: трепаться с Асмундом у него не было настроения.
Он поёжился от сквознячка, что пробрался под накинутую на плечи шинель; протянул ротному, рассеянно шарящему по своим карманам, коробок спичек.
— Да что-то не спится, — Асмунд благодарно кивнул, закурил. — А ты чего смурной? Радоваться надо да за наше повышение выпить! Неделя ж отдыха впереди!
— Угу, — без энтузиазма отозвался Блад.
Смутная тревога не давала ему уснуть, выгнала из духоты натопленной казармы на воздух, в благословенную ночную тишину, прочь от сотрясающего стены солдатского храпа. И тут явился Асмунд со своими разговорами. Свет в подполковничьем окошке мигнул и закачался: кто-то из собеседников случайно задел рукой лампочку.
Заметив, что друг беседовать не в настроении, Асмунд разочарованно вздохнул и замолчал. Винтерсблад прислонился спиной к стене, запрокинул голову, подставляя лицо влажному предвесеннему ветерку. Что-то было не так в темноте этой тихой и спокойной ночи, в низком графитовом небе, с подозрительной тяжестью нависающим над головой, как могильная плита над покойником.
— Какого этишкета… — потрясённо прошептал Блад, и тлеющий окурок выпал из его пальцев.
Асмунд проследил за взглядом лейтенанта и изменился в лице: низкая серобрюхая туча прямо над ними превратилась в идущий с заглушённым мотором и погашенными огнями транспортник.
— Воздух! — заорал Винтерсблад и рванул в казармы. — Подъём! Воздух! — кричал он, распахивая двери спальных помещений.
В другую сторону по коридору, в левое крыло казарм, побежал Асмунд, поднимая спящих однополчан. Спустя несколько мгновений оглушительно грохнуло. Бывшая школа, служившая теперь казармами, содрогнулась, наполнилась дымом, с потолка посыпалась штукатурка и кирпичная крошка: бресийский транспортник начал бомбёжку.
Полураздетые, толком не проснувшиеся солдаты выскакивали в коридор, сталкиваясь друг с другом, бежали к выходу. Кто-то не успел даже обуться — так и бежал босой, с сапогами в руках.
— Быстро, быстро, — поторапливал Винтерсблад, пропуская солдат вперёд, — в придорожную канаву!
— Это наши? — в панике заорал кто-то из бегущих. — Нас бомбят наши?!
— Сбрендил?! — гаркнул Блад. — Это имперцы! «Как хоть и просочились незамеченными так глубоко?!» — мысленно закончил лейтенант.
Казармы сотряс следующий взрыв, позади взводного обрушилось что-то тяжёлое, в спину ему ударило плотное облако пыли и дыма, поглотило его, застилая всё вокруг серой пеленой. Ротный покидал правое крыло последним и, кашляя, выбирался на улицу уже на ощупь.
Во дворе был хаос: раздетые солдаты сломя голову бежали кто куда; зенитчики открыли огонь из пушки в надежде подбить дирижабль, но тот продолжал сбрасывать бомбы, которые разрывались, взметая в воздух фонтаны снега, грязи и крови. Вокруг валялись потерянные кем-то вещи.
Винтерсблад запнулся за солдата, которому взрывом оторвало ногу. Парень корчился на снегу и орал во всё горло, от боли не слыша собственного крика. Лейтенант схватил раненого за шиворот надетой, но незастёгнутой рубашки и поволок прочь, к канаве. Через несколько шагов под ноги ему повалился ещё один. Этот даже кричать не мог: он хрипел и прижимал почерневшие ладони к обожжённому лицу. Он лишился глаз и не понимал, куда бежать в этой беспросветной темноте и боли. Блад схватил его второй рукой повыше локтя, рывком поставил на ноги и потащил к спасительному укрытию уже двоих.
Его обогнал рядовой и взлетел, отброшенный близким взрывом. Упал совсем рядом, и лейтенант краем глаза увидел, как быстро вокруг барахтающегося тела расползается кровавая лужа, пожирая утоптанный снег. Винтерсблад отвёл взгляд: у него не осталось свободных рук, чтобы помочь ещё кому-то. До укрытия оставалось совсем немного, а лёгкие, казалось, уже трещали по швам.
Лейтенант скинул раненых в канаву и сам рухнул следом, скатился по скользкому землистому склону. Тяжело хватая ртом колючий воздух, он снял с себя ремень и перетянул им культю безногому солдату, потом прижал к земле обожжённого, который всё ещё пытался куда-то бежать.
— Слышишь меня, солдат? Слышишь? — проорал он ему в самое ухо, и раненый перестал дёргаться, прислушался. — Лежи, здесь ты в безопасности. Потерпи немного, потерпи! Ты молодец!
Рядом грохнула очередная бомба, на головы залёгшим в канаве посыпались комья земли, снега и мелких осколков.
— Сейчас эти угомонятся, и мы тебе поможем! Слышишь меня, солдат?
Обожжённый мелко закивал, так и не отнимая ладоней от искалеченного лица.
— Шен, это ты? — крикнули откуда-то сзади.
Блад обернулся, пригляделся: в шаге от него, прикрыв голову руками, лежал Асмунд.
— Ты всех вывел из левого крыла? — спросил Винтерсблад.
— Не успел, — прокричал в ответ Асмунд, — большинство вывел, но две крайних спальни… Попала бомба, рухнул потолок!
Две спальни — это сорок человек. Блад сокрушённо прикрыл глаза. Приподнявшись на локтях, он окинул взглядом канаву: в
