Не успел я произнести эти слова, как понял, что повторил прежнюю свою ошибку. Дик затрясся от смеха. Однако он не сказал ни слова и предоставил меня на милость Клары.
- Я не понимаю, - сказала она, - что вы говорите. Конечно, мы можем себе это позволить, как же иначе? Было бы очень просто затрачивать ровно столько труда, чтобы носить удобную одежду. Но нам этого недостаточно. За что вы нас порицаете? Неужели вы думаете, что мы отказываем себе в еде, ради возможности красиво одеваться? Или вы находите что-нибудь дурное в том, что нам нравится видеть прекрасную одежду на прекрасном теле. Ведь и первобытные люди старались отделывать шкуры оленя или выдры как можно лучше. Но что с вами?
Я склонил голову под этим натиском и пробормотал какое-то извинение. Мне следовало понять, что народ, поголовно увлеченный архитектурой, должен заботиться об украшении своего платья. Между прочим, покрой их одежды (отвлекаясь от ее цвета) был так же красив, как и удобен. Платье хорошо облегало тело, не скрывая и не подчеркивая его форм.
Клара, скоро смягчилась. И когда мы ехали к упомянутому ранее лесу, она сказала своему возлюбленному:
- Вот что, Дик: теперь, когда наш Хаммонд-старший уже видел гостя в его странном платье, я думаю, мы должны подыскать для него что-нибудь более подходящее, прежде чем завтра отправимся в путь. Если мы этого не сделаем, нам придется отвечать на бесконечные расспросы о его одежде и о том, откуда он приехал. Кроме того, - лукаво добавила она, - одевшись сам понарядней, он перестанет осуждать нас за наше ребячество и трату времени на прихорашивание.
- Отлично, Клара, - сказал Дик. - Завтра утром он получит все, что ты... что он пожелает. Я присмотрю для него приличное платье, пока он будет еще спать.
Глава XX
ОПЯТЬ ХЭММЕРСМИТСКИЙ ДОМ
ДЛЯ ГОСТЕЙ
Разговаривая так, мы ехали не спеша, вдыхая вечерние ароматы, и наконец прибыли в Хэммерсмит, где были радостно встречены нашими друзьями. Боффин, сменивший вчерашний костюм на новый, приветствовал меня с торжественной любезностью. Ткач хотел взять меня за пуговицу и расспросить, что говорил мне старый Хаммонд. Но он нисколько не рассердился и сохранил все свое добродушие, когда Дик потребовал, чтобы он дал мне передохнуть.
Энни крепко пожала мне руку и так внимательно осведомилась, хорошо ли я провел время, что я даже немного огорчился, когда наши руки разъединились. По правде сказать, она нравилась мне больше, чем Клара, которая всегда была немного начеку, между тем как Энни отличалась необыкновенно открытым нравом. Казалось, люди вокруг нее и вообще все окружающее - для нее источник огромного удовольствия.
У нас в этот вечер состоялось маленькое торжество: не только в мою честь, но, как я подозреваю, хотя об этом и не упоминалось, - в честь примирения Дика с Кларой.
Вино было отличное. Зал благоухал летними цветами. А после ужина и концерта (Энни, на мой взгляд, превосходила всех остальных певцов нежностью и чистотой голоса, а также выразительной манерой исполнения) мы принялись рассказывать по очереди разные истории, словно вернувшись к давно прошедшим временам, когда книг было мало и редко кто умел читать. Мы слушали друг друга в полумраке, освещенные только луной, свет которой струился сквозь прекрасные узорчатые стекла окон.
Я должен сказать, как вы, вероятно, заметили и сами, что мои друзья не часто ссылались на книги, - они не были очень начитанны, несмотря на утонченность их манер и большой досуг, которым они, по-видимому, располагали.
Действительно, когда Дик цитировал какую-нибудь книгу, он делал это с видом человека, совершившего подвиг. Он словно говорил: "Вы видите, я действительно это читал!"
Как быстро прошел вечер! Впервые в жизни мои глаза наслаждались красотой без чувства несоответствия между ней и действительностью, без страха разрушения этой красоты. А ведь такое чувство всегда наполняло меня раньше, когда я любовался прекрасными произведениями прошлых времен среди окружающей чудесной природы.
Искусство и картины природы, в сущности, плод многовековой наследственности, побуждающей человека создавать художественные произведения, а природу - принимать формы, выработанные для нее в продолжение многих столетий. Здесь я мог наслаждаться всем без раздумий о несправедливости и изнуряющем труде, на котором был построен мой досуг; о невежестве и скуке современной жизни, которые обостряли мой интерес к истории; о тирании и борьбе с ней, исполненной опасений и бедствий и ставшей моей романтикой. И если у меня все же была тяжесть на сердце, когда подошло время сна, то лишь из-за смутного чувства страха перед тем, где я проснусь завтра утром. Но я отогнал от себя это чувство, лег в постель счастливым и через несколько минут погрузился в сон без сновидений.
Глава ХХI
ВВЕРХ ПО РЕКЕ
Я проснулся прекрасным солнечным утром и, вставая с постели, вновь почувствовал вчерашние опасения, но они мгновенно исчезли, когда я, оглядев свою маленькую спальню, обнаружил рисунки на стенах, выполненные в бледных, но чистых тонах, с знакомыми мне стихотворными надписями. Я быстро облачился в синий костюм, который лежал тут же, заранее приготовленный. Он был так изящен, что, надев его я покраснел от волнующего чувства предвкушения праздника, которое я испытывал только в детстве, когда приезжал домой на летние каникулы.
Было еще очень рано, и я не ожидал увидеть кого-нибудь в зале, куда я прошел по коридору из своей комнаты. Однако я встретил там Энни, и она, уронив, щетку, поцеловала меня, боюсь - только в знак дружеских чувств. Правда, она покраснела при этом, но, думаю, не от смущения, а от дружеского расположения ко мне. И тут же, подняв свою щетку, она возобновила уборку, кивнув мне как бы для того, чтобы я не стоял у нее на дороге. По правде сказать, мне было приятно наблюдать за ней. Кроме Энни, здесь находилось еще пять девушек, которые ей помогали. Их грациозными фигурами за этой легкой работой действительно можно было залюбоваться, а их веселая болтовня и смех, когда они с большой ловкостью сметали пыль, звучали как музыка.
Переходя на другую сторону зала, Энни бросила мне несколько приветливых слов:
- Гость, я рада, что вы так рано поднялись, мы не стали бы вас будить. Наша Темза очаровательна июньским утром в такой ранний час, и было бы жаль, если бы вы пропустили это время! Мне сказали, чтобы я дала вам чашку молока и ломоть хлеба и проводила вас к лодке. Дик и Клара уже собрались. Подождите минутку, пока я подмету эту сторону зала.
Вскоре она опять отставила свою щетку, подошла, взяла меня за руку и вывела на террасу над рекой. Здесь на столике под ветвями мне были приготовлены молоко и хлеб - самый аппетитный завтрак, какого можно было пожелать. И пока я подкреплял свои силы, Энни сидела рядом со мной. Через минуту к нам подошли Дик и Клара в вышитом платье из легкого шелка, которое моим непривычным глазам показалось
