Саша вспомнил, как маленький Дима упал с ледяной горки и расшиб нос, но держался изо всех сил, чтобы не расплакаться, и только повторял сквозь зубы: "Я мужчина потому что…". Он вспомнил, как они играли с сыном в "морской бой", передвигая по клеточкам карты пластмассовые кораблики, и яростно спорили над каждым ходом, не желая уступить друг другу; вспомнил, как сын хвастался своими успехами в каратэ, демонстрируя отцу ужимки и прыжки с экзотическими названиями. Но Александр Николаевич никак не мог вспомнить, где же пролегла та роковая грань, переступив которую, Дима стал неотвратимо соскальзывать в чёрное никуда.
Да, сын верховодил в дворовых компаниях, кулаками отстаивая своё первенство среди сверстников, но такое было во все времена, и маленький Саша в своё время тоже через это прошёл. Так почему же Саша стал Александром Николаевичем, а Диме никогда уже не быть Дмитрием Александровичем? Может, это произошло потому, что сменились приоритеты? Дети перестали хотеть стать космонавтами - героями сделались доморощенные "крестные отцы", и тёк в юные души яд видеокассет, внушавший незатейливые истины: "Прав тот, кто сильнее и безжалостнее, кто лучше дерётся и лучше стреляет! Если ты настоящий "парень из стали", то возьми этот мир за глотку и вытряси из него как можно больше денег - тогда ты король! А убить человека - это же так легко и просто, смотри!". И этот яд действовал…
Аня хоть окончила институт культуры, не скатилась до уровня "интердевочки", а Дима поступил только для отмазки от армии, взял пару призов на каких-то соревнованиях, а потом с головой нырнул в уголовную романтику, прельстившись "лёгкими" деньгами. Ушёл из дома, жил у какой-то девицы, а потом его след и вовсе затерялся. С тех пор Свиридов видел сына всего два раза - третий раз он увидел его уже в морге.
Саша закрыл лицо ладонями, с силой потёр его, а когда опустил руки, ему показалось, что один из призраков вдруг обрёл плоть - он увидел в полусумраке кабинета, за границей светового круга, отбрасываемого настольной лампой, смутный контур человеческой фигуры. Фантом сделал шаг вперёд, пересёк границу света и тьмы, и Свиридов с удивлением узнал в этом материализовавшемся призраке лаборантку Юлю.
– Александр Николаевич, - негромко сказала девушка. - Ну что вы здесь сидите? Поздно уже - десятый час. Пойдёмте, я вас домой провожу.
"Опять шутит? - мелькнуло в голове Александра. - Или…". И тут он вдруг ощутил, как у него в груди словно лопнул какой-то застарелый нарыв, лопнул и растёкся жгучим гноем. И Саша ответил - будто плюнул Юле в лицо:
– Что, Юленька, спешишь застолбить место в моей постели? Жених с "лексусом" - это звучит гордо? Ну, "лексуса" у меня уже нет, но деньги - деньги есть. Так что…
Юлины глаза мгновенно наполнились слезами и сделались огромными - на пол-лица.
– Дурак ты, Алхимик, - прошептала она. - Господи, какой же ты дурак! А я-то какая дура несусветная…
Она повернулась и опрометью выскочила из кабинета…
На следующий день Юля подала заявление на увольнение, и Свиридов молча его подписал, избегая встречаться с девушкой взглядами. Наверно, ему правильнее было бы поговорить с ней, объясниться, извиниться, в конце концов. Юля ждала его слов - он это чувствовал. Но нужных слов Саша так и не нашёл.
* * *
"Это же… Это же голова дракона! Да, да - драконья голова! Какое совпадение…".
Алхимик отступил на шаг и ещё раз оглядел собранную конструкцию. Она походила на гигантское яйцо, а ещё - на голову огромного ящера. Тёмные внешние стороны вогнутых зеркал, сплошь покрывавшие эту голову, казались чешуйками - между ними почти не было зазоров, к тому же узкие щели перекрывались спинками зеркал второго, внутреннего слоя. С одного горизонтального конца это "яйцо" было замкнутым - там оставалось только одно небольшое отверстие, - а с другого приоткрытым, точь-в-точь наподобие распахнутой пасти; маленькая площадка внутри "яйца" напоминала прижатый язык.
…Кулибин постарался на совесть. "Всё, Николаич, - просто и без пафоса сказал он в один прекрасный день, - запчасти готовы. - И добавил, хитровато глядя на Свиридова: - Где собирать будем, а?".
Саша не стал играть с Левшой в прятки-недомолвки и ответил прямо: "У меня дома". Старый механик ничуть не удивился - похоже, именно такого ответа он и ожидал. "Лады, - уронил Кулибин, - ящичек припасён. Переложу зеркала ветошью, чтобы не поцарапались, и забирай. А лучше давай-ка вот как сделаем: в пятницу я поеду на склад, заодно и завезу тебе твою фисгармонь. Несолидно как-то завлабу всё это хозяйство в рюкзаке на горбу тащить, да и вопросов лишних не будет, верно?". Всё он прекрасно понимал, старичок-боровичок…
А приехав в одиннадцать утра к Свиридову домой (Александр Николаевич в этот день не пошёл в институт, сославшись на "важные обстоятельства" и передав бразды правления своему заму) и аккуратно поставив на пол в прихожей увесистый "ящичек", Левша вытер со лба бисеринки пота и заявил: "Давай-ка я тебе помогу собрать твой адский агрегат. Ты у нас, конечно, мужик головастый, но руки у тебя под известно что заточены. И не спорь, я всё равно уже машину отпустил".
Алхимик спорить не стал - он прекрасно понимал, что без Иваныча сборка затянется на неопределённо долгое время.
Они провозились до шести вечера, собирая решётчатый каркас и устанавливая на нём зеркала. Работали сосредоточенно, без лишних слов, лишь изредка перебрасываясь краткими фразами, - процесс монтажа "драконьей головы" оказался очень кропотливым.
Когда дело было сделано, Саша достал толстую пачку тысячных купюр и протянул её Кулибину.
– Это тебе, Георгий Иванович. По ведомости прошла только оплата изготовления двух десятков зеркал для аппаратуры спектрального анализа, а это, сам понимаешь, слёзы. Бери, бери - честно заработал.
Левша степенно взял деньги, шевельнул седыми бровями и спросил:
– И что же всё-таки такое у нас получилось, Александр Николаевич? Какой самогон твоя машина гнать будет? Ты не сомневайся, я попусту языком молоть давно отучился: дело - оно пустозвонства не любит. Но интересно мне - врать не буду. Всю жизнь мечтал что-нибудь такое-этакое сотворить, особенное.
– Время я хочу сгустить, - чуть поколебавшись, ответил Саша, лишь самую малость погрешив против истины.
– Ого! - неподдельно изумился Кулибин. - Собак, что ли, голубых будешь делать?
– Каких собак? - не понял Алхимик.
– Голубых. Читал я один рассказ фантастический, давно ещё, так там изобретатель из сгущённого времени пепельницы делал, а потом собачьи фигурки на продажу.
"Вот уж не знал, что наш народный умелец любит фантастику!" - подумал Александр Николаевич.
