У Антона засвербело внутри от острого ощущения опасности.
— Балуешь ты ее без меры, — подзуживал Поджидай. — Смотри, как бы не зазналась баба. Может, тебе какую из ентих присмотреть? А че? Волобуев тебе ее заодно и проверит.
Караванщики шумно расселись. Колдуна тоже взгромоздили на лавку, прислонив грудью к столу, чтоб не вздумал упасть затылком.
Появился Артамон с кувшинами вина, в каждой руке по два. Потом вернулся за мясом.
— За вас, красавицы! — увидев столько красоты сразу, Волобуев позабыл о своем косноязычии, а зафонтанировавший гемоглобин даже подвигнул его на небольшой, но многообещающий спич. — Которая нынче моя, сознавайтесь. Никогда у вас больше такого мужика не будет.
Девицы захихикали.
Напротив Антона оказалась килярва, могущая служить эталоном килярвской красоты, глаз почти нет, а кожа ровная, словно шлифованный фарфор. Он взял кружку и чокнулся с ней.
— Не пей, — буркнул Леон.
— Почему? — не понял он.
— Не пей и все.
— Вот еще, — он осушил кружку, чувствуя, как огненный ком ударил в голову и почему-то ниже пояса.
Это послужило началом сбоя всей опорно-двигательной системы.
Потом было много кружек. Появлявшийся в чаду Артамон, словно змей-искуситель, подсовывал все новые и новые.
Антон даже не закусывал. Во всяком случае, он не помнил, чтобы что-нибудь ел.
Давление в низу живота сделалось настолько невыносимым, что ему срочно понадобилось выйти во двор.
Пробираясь по трактиру, он заметил, что караванщики перемешались с девицами, вовсю шаря по колышущимся грудям, а кое-кто уже и подола стал заворачивать.
Он вышел во двор и стоял у забора, нашаривая непослушными пальцами ширинку, когда один из коней обходительно запалил фару. Антон, оглянувшись, увидел, что это, конечно же, Иван, и во лбу у него горит надпись:
— ЛЕЙ В ОДНО МОРЕ.
— Я вот тебе сейчас покажу море! — Пригрозил он, хотя в его состоянии угрозы выглядели смешно.
Неожиданно, он увидел, что в стойле кто-то возится.
— Эй, — крикнул он. — Куда вы это наших лошадей уводите?
Он хотел подойти поближе, но ноги даже не шелохнулись. Это ж надо так надраться.
Он недоумевал, почему двигательный агрегат совершенно не реагирует на тестовую программу.
— Свои это, — раздался тихий голос.
Он пригляделся, для верности уперевшись в забор рукой.
Из темноты появились Кай и Инга, уже сидевшие на конях.
— Вы куда? — Удивился Антон.
— Колдуну не можется, видно лишку выпил. Просил на воле заночеваться.
Он заметил и третьего коня с неловко завалившимся кулем.
— Что это с ним? — Начиная подозревать недоброе, спросил Антон. — Что-то вы не то говорите, други моя.
У него возникло предчувствие, что если он попытается их остановить, его убьют, не раздумывая и не откладывая в долгий ящик. Тем более, при его состоянии это уже и не такая невозможная вещь.
Чем же его напоили, подумал он вновь.
— А ну стой, — он решительно толкнулся рукой от забора, но тот вдруг сам толкнул его, да так сильно, что он единственно не упал, что приперся к нему спиной. — Стой, говорю!
Он шагнул следом, качаясь и задевая одеревеневшими ногами землю, и догнал бы их, чем бы это ему не грозило, но был остановлен требовательной женской ручкой.
— Куда ты, дорогой?
Это была давешняя красавица, жаркая, распаленная, как только что из бани.
— Дай-ка я тебе помогу, — она упала на колени, сноровисто раздернула ширинку. — Ишь, какой шустрый, как выпрыгивает.
Он сразу забыл о конях и колдуне. Существовала только невыносимая сладкая мука желания. Он рывком поднял ей, горячо поцеловал. Она была податливая, жарко прижималась всем телом, продолжая при этом быстро ласкать его маленькими цепкими ладошками.
Он развел ей ворот, брал в руки ее мягкие упругие груди.
— Я должен видеть тебя голой, — прошептал он. — Пойдем в дом.
Он повел ее или она — было непонятно, желание выплескивалось из них в равной мере. В трактире никто не обратил внимания на них и на его расстегнутые брюки, многие, если не все, были в таком же положении.
Наверх шла деревянная лестница, но едва они начали подниматься, желание сделалось столь невыносимым, что он закинул ей подол на голову и стал яростно ласкать.
Под платьем она осталась голой, только на ногах кандалами смотрелись большие черные башмаки. Он наклонился, намереваясь освободить женщину от них, но она сбросила платье совсем и со смехом побежала впереди, сверкая белыми точеными ножками.
Он последовал за ней, но остановился, словно налетев на стену. Когда женщина оглянулась, то стало видно, что страстные поцелуи не прошли бесследно, размазав по всему лицу кроваво-красную губную помаду.
В мозгу молнией полыхнула картина недавнего прошлого: Леон, напряженно рассматривающий перемазанную руку и его вопрос, не краска ли это.
Теперь Антон знал точно, что это была не краска. Помада! И из галакса убитый не собирался стрелять, а снял и держал за ствол, чтобы не мешал заниматься любовными играми. А ему вместо этого спустили штаны и полоснули по возбужденному паху холодной сталью и продолжали полосовать, пока не разрезали тело пополам.
Он оглядел с лестницы зал и увидел, что у всех девиц в зале и у охранников на ногах точно такая же клоунская обувка.
Что же предпринять, лихорадочно подумал спецназовец. Нельзя было сразу начинать стрельбу, караванщиков порезали бы у него на глазах. Надо было подумать. У него оставался еще резерв времени, потому что давешней девице стало не до него, ее подловил в коридоре второго этажа Алексис Куцый и, пользуясь тем, что она была неодета, тут же стал пристраиваться к ней по-собачьи, а она отбиваться.
Первым делом Антон надел и застегнул штаны, потом спустился в зал. Голова гудела как с сильного похмелья. Он заподозрил, что в вино было подмешен сильнейший сексопринт.
Он зашел в опустевшую кухню, посуда была небрежно сброшена прямо на пол, миновал ее и вышел в полутемный коридор. Притворившаяся за ним дверь отсекла от него всеобщий гвалт, и он оказался в непривычной тишине.
Лишь одинокий голос плаксиво бубнил где-то рядом за стеной. Антон тихо подошел и заглянул в щель, оставленную неплотно прикрытой дверью.
Открывшееся зрелище оглушило его.
Посреди комнаты стоял на коленях Артамон и плаксиво тянул:
— Потерпи, дорогая. Я все сделал, как они просили. Они обещали, что уйдут скоро, перестанут тебя мучить.
Перед ним возвышалось некое подобие гинекологического кресла, к которому кожаными ремнями была прикручена и распята конвульсивно дергающаяся женщина.
