Ночь. Огни в домах города. Ирв смотрел на них. Ночное спокойствие рассеивало напряжение, уносило заботы. Ирв чувствовал, что устал — он так долго был напряжен и одержим, слишком напряжен, пытаясь расслабиться и отрешиться от всего. Нет, это снова не верный путь, так не выйдет ничего. Но тогда как? Как сделать это? «Ищи ответ в себе», — вдруг вспомнил он слова Нолу. Неужели это так? Неужели это и есть правильный ответ? Но ведь Нолу всегда отвечает и отвечает правильно… Ирв качал головой. Если признать это, то придется согласиться и с тем, что он действительно бог. Хм… Ирв только качал головой в ответ на эти мысли.
Огней в городе становилось все меньше, сны приходили в мир. Ирв постоял еще немного, а потом пошел в дом и тоже лег спать.
Утром он проснулся с тягостным чувством того, что он слаб и беспомощен. Он бросил вызов всему миру, но не в силах выиграть этот бой. Он слишком слаб и, как ни странно, слаб тем, что не может быть достаточно бессильным, сбросить напряжение, отрешиться от всего. Нет, это слишком не по-человечески: выиграть битву, в которой побеждает тот, кто стал более слабым и уничтожил само желание победить.
Но все-таки он не хотел сдаваться — что ему еще оставалось? Да и потом, почему бы не попробовать, вдруг все же получится? Он возобновил попытки «заполнить» Кристалл Мерцания. Но ничего не получалось. В конце концов, совершенно отчаявшись, он снова отправился к пустынникам. На этот раз перед ним появился «его» Пустынник. Ирв чуть приподнял Кристалл Мерцания в руках:
— Покажи мне его, — сказал он Пустыннику.
— Но ведь вы держите его в руках, — удивился Пустынник.
— Нет, покажи, как видишь его ты — у вас ведь совсем другое восприятие.
Пустынник помолчал секунду.
— Хорошо, — потом сказал он.
Ирв закрыл глаза и крепче сжал в руках Кристалл Мерцания.
Черкая пронзительная пустота. Везде. Нет ничего. И время не идет здесь. Или нет, оно присутствует здесь всё: от начала до конца времен все время собрано в одно мгновение, и это мгновение есть всегда. В этой пустоте, в этом пронзительно бесконечном пространстве. Ирв падал в него. Словно сорвавшись с края мира, он падал в бесконечность без времени, со всем временем. Дикий сумасшедший полет. Сознание переставало быть внутри него: оно тоже падало, но во все, абсолютно во все стороны. Оно распадалось или растягивалось в этой пустоте и, не имея границ, удерживающих его, заполняло собой всю бесконечность, само становясь бесконечностью. Это было невыносимо. Падение все продолжалось, и скорость его увеличивалась. Но бесконечность была бездонна, и полет не прекращался, делаясь все быстрее, быстрее, быстрее… Ирв чувствовал, что сходит с ума, становясь бесконечностью в постоянно тянущемся мгновении всего времени.
— Нет! Нет! Стой! — закричал он и тяжело дышал, закатывая глаза, и все никак не мог прийти в себя, когда Пустынник перестал показывать ему образ Кристалла Мерцания.
— И ты… и ты можешь понимать такие образы? — наконец отдышавшись, спросил Ирв.
— Да, — ответил Пустынник. — Я ведь показал вам его.
Ирв покачал головой.
— Какое же надо иметь сознание для этого, — проговорил он.
— У меня нет сознания, — сказал Пустынник.
Ирв посмотрел на него.
— Вот в чем дело. Тогда, действительно, тебе не страшна бесконечность.
Они молчали какое-то время. Ирв думал о Кристалле и о том, что показал ему Пустынник.
— И эта бесконечность в нем? — спросил Ирв.
— Я не уверен, что это бесконечность или то, что вы подразумеваете под этим.
— Тогда что это?
— Я не знаю, — ответил Пустынник. — Я просто показал вам то, что вижу.
— Да?
Ирв продолжал размышлять.
— А у Кристалла… или Свитка Мерцания, как вы его называете, есть четвертое измерение?
— Нет, он трехмерный, как и все в этом мире. Но Свиток обладает свойством сохранять стабильность при движении в четвертом измерении.
— Стабильность? Что это значит?
— Я не знаю, как объяснить — я лишь чувствую это.
— Тогда… Черт! — Ирв хотел сказать, чтобы Пустынник показал ему это. Но вспомнив только что виденный образ, понял, что лучше не делать этого — еще один такой полет может и вправду свести его с ума. Нет, лучше не лезть в образы, связанные с Кристаллом Мерцания.
— М-мм… — Ирв задумался. — Ладно, попробуем так: давай по порядку. Стабильность при движении в четвертом измерении — что это?
— Все, что есть в мире и во всех мирах, состоит из мельчайших частиц, — сказал Пустынник.
— Да, из молекул и атомов, — кивнул Ирв. — И что?
— То, что сохраняет их вместе, и определяет мир.
— Так, подожди, — Ирв пытался понять. — Сохраняет их вместе? То есть соединяет их в какой-то предмет и удерживает, не давая распасться?
— Да, сохраняет очертания и целостность, форму вещей, предметов.
— Угу. И это что-то определяет мир? То есть мир — это то место, где есть эти связи?
— Нет, мир — это сами связи. Именно потому он и существует, что в нем есть возможность составлять предметы из мельчайших частиц. И эта возможность и есть мир.
— Подожди, подожди, — Ирв думал. То, что говорил Пустынник, было где-то на краю понимания, но все же можно было удержать это. — Значит, мир — это не место, это возможность, или присутствие возможности… Какие-то силы, которые есть, и внутри них, посредством их атомы соединяются, образуя Вселенную.
Пустынник молчал.
— Но ведь это известно, что соединяет атомы, — продолжал Ирв. — Наука на Земле… Хотя, пожалуй, действительно известно не все и не до конца… — Ирв пытался представить себе это. — Законы природы, механизм и связь существования всего — это и есть мир? То есть пустота пространства на самом деле содержит связи, определяющие мир, вернее, они определяют ее, или… М-мм… Но тогда… Как же может быть, чтобы этих связей не было — как могут разделяться миры, существуя отдельно?..
И тут он понял. Догадка пронзила его, вспыхнув четким образом в голове.
— Лист бумаги! — почти выкрикнул Ирв. — Наш мир… все миры…
Он вспомнил, как всегда представлял себе четвертое измерение и отдельные миры в нем. Просто спустившись на измерение ниже: представив не четвертое измерение с позиции трехмерного мира, а — что примерно то же самое — третье с позиции двухмерного. Ведь каждый двухмерный мир — это плоскость, как лист бумаги. И все, что есть в таком мире, — это как картинки, нарисованные на бумаге и не имеющие высоты, третьего измерения. Но главным было другое, Ирв подумал, что именно лист бумаги и есть то, что определяет мир — та связь, которая сохраняет картинки, — то, на чем они держатся. Ведь они не могут быть просто в воздухе — они должны быть нарисованы на чем-то, и лист бумаги, плоскость мира — это то, на чем они существуют, то, что удерживает и сохраняет их. Потому что без него… Что будет с рисунком, если он лишится бумаги, на которой нарисован?
