– Зачем же… встаньте. Вам все ясно, но отец пока еще не понял.
– Я догадываюсь… – Зачеловек перевел тяжелый взгляд на сидящую на ложе правительницу. Она улыбнулась, отрицательно покачав головой. – Но все-таки не могу понять, как удалось? Ведь даже взрослые с трудом могут контролировать чипы связи. А уж младенец, тем паче эмбрион, и вовсе существо бессмысленное…
– Никаких чипов в эмбрион не вставлялось, это невозможно. Посмотри поближе в рентгеновском диапазоне и убедись. – Мальва сделала останавливающий жест рукой, сопроводив улыбку рядом виртуальных, отчетливо закрывающихся, а то и вовсе заклеенных пластырями и прихваченных скобками ртов…
– Так как же тогда?! – Правитель удивленно всплеснул руками. Тадрак, пожалуй, впервые за сотни лет не смог контролировать эмоции.
Младенец сделал пару неуверенных шажков и быстро, чуть ли не упав, присел на ступеньку. Сконцентрировал взгляд стремящихся разойтись глаз. Улыбнулся подкупающе-беззубой улыбкой, сказал:
– Похоже, Творец принял поправки людей и сделал серьезный апгрейд.
Над розовой безволосой макушкой повис, постепенно наливаясь светом, нимб.
Евгений Крылов
Двое в одном
Я осторожно слез с кровати, тихонько скрипнув матрасом.
У стены спит моя женщина – жена и друг. В старину девушки спрашивали у бабушек: «Как узнать суженого, он ли это? Тот, с кем захочешь провести всю жизнь?» Мудрые старушки не говорили чепухи вроде «сердце подскажет», а отвечали: «Посмотри, как он спит. Если на него смотришь и на сердце тепло, тогда он. А если просто тело, с которым недавно была близка, или того хуже: то губы не так сложил, да и вообще уши большие, – тогда каким бы хорошим ни был – не суженый». Давно я так проверял своих девушек. Только Екатерина прошла тест – часами могу смотреть, как она спит.
Утро. Как же оно по-разному воспринимается. Одно, когда встаешь на работу, и совсем другое, когда в отпуске и впереди еще месяц «свободного времени». Впереди напряженный день, но утро по-настоящему свободное.
На цыпочках двинулся к двери, стараясь не разбудить, но на пороге услышал: «Мне, пожалуйста, чашечку кофе». Длинные волосы раскиданы по подушке, голова утопает среди русых волн. Ее тоненькие, по сравнению с моими бревнами, руки откинули воздушное одеяло и так сладко потянулись, что я просто не смог выйти – в два прыжка оказался рядом. Чувственный долгий поцелуй, и маленькие ладошки уперлись мне в грудь.
– А как же кофе? – весело запротестовала она и быстро нырнула с головой под одеяло. – Хочу кофе!
– Понял, сейчас будет, – вздохнул я и побежал на кухню. Быстро просмотрел сообщения на экране холодильника, архаика, конечно, но жене разноцветные надписи о сохранности и времени поступления продуктов нравятся. Она всегда говорит: «Я так хозяйкой себя чувствую. Докладывает помощник». Ну что тут скажешь? Пусть будет.
Поставил кофе вариться, быстро набрал программу кухонного комбайна на двоих – легкий завтрак с витаминами.
– Как вкусно пахнет, – промурлыкала Катя, шелестя алым атласным халатом. На миг она прижалась ко мне.
– Проходи, сейчас все будет готово.
Я аккуратно расставил тарелки с горками дымящегося картофеля фри, украшенного аккуратными дольками помидоров, налил кофе. Моя красавица довольно улыбнулась. Повинуясь ее небрежному жесту, включился телевизор.
– …Очередной акт насилия против врагов человечества произошел сегодня ночью, – с профессиональным огорчением сообщил нам диктор. И, подпустив в голос еще больше драматизма, начал выкладывать подробности: – Около 23 часов «Борцы за чистоту человека» совершили нападение на Институт нейропсихологии. По данным очевидцев, там проводились ужасные опыты на людях…
– Не дадут нормально поесть, – пробурчал я и выключил звук.
– Ты это видел? – нервно спросила Катя. – Ты знал об этом?
– Нет, в вечерней сводке не было, это ведь ночью произошло.
– Но как же так? За что они? Разве так можно? – поникла Катя. От ее надломленного голоса чуть сердце не разорвалось. Маленькая, хотя рост выше среднего, для меня все равно маленькая, хрупкая – не понимает, как одни люди могут быть так жестоки к другим. Сидит напротив такая беспомощная, как котенок, а я не знаю, как ей помочь. Хочется все изменить, переделать, только бы ей было хорошо.
– Ты не передумала? – спросил я.
– Нет, – сказала она. Во взгляде – уверенность в правильности выбора.
Да, утро было свободное, но впереди ждал тяжелый день… Который должен стать утром новой жизни. Мысль возникла, окрепла, заставила развернуть плечи:
– Мы сделаем это. Пойдем, любимая.
– Здравствуйте, проходите, – сказал медик.
Мы медленно прошли в мрачноватый кабинет. Тяжелый письменный стол и два кресла, казалось, перенесены из Средних веков. Вдоль стен массивные шкафы, битком набитые книгами, – корешки поблескивают, явно старательно вытирают пыль. На полу ровный паркет, с потолка свисает огромная кованая люстра… С люстрой, пожалуй, переборщили. Еще керосиновые лампы бы подвесили – слишком явная демонстрация лояльности биоконсерваторам.
Катя села, собранная, напряженная. Я пытался успокоить, пока добирались, но, похоже, не смог. Чувствуется, что медик тоже не в своей тарелке.
– Еще раз здравствуйте. Чем могу быть полезен?
– Здравствуйте, Михаил Семенович. Мы пришли по рекомендации семьи Черкановых, – начал я тяжелым голосом. Всегда, когда пытаюсь говорить медленно, в голосе проявляются басы.
Доктор поерзал на стуле и нервно погладил лысину.
– Какие именно услуги вас заинтересовали?
– Мы с женой давно хотели пройти программу «Два в одном», только не знали где. Спасибо, подсказали.
– Простите, боюсь, у вас ошибочная информация, такими процедурами в нашем НИИ не занимаются, – отчеканил врач. На его лбу выступили крупные капли.
– Доктор…
– Поймите, нам больше некуда пойти, – перебила Катя, – я хочу быть с ним одним целым, а не просто печатью в паспорте. Он – моя жизнь. Никого другого мне не надо.
Медик открыл рот, но не нашелся что сказать.
– Мы понимаем, сколько это стоит. Мы достали деньги. Даже больше, чем надо, – продолжил я, пытаясь перейти к делу.
– Да, это, конечно, хорошо, и молодцы, конечно… Но… – неуверенно забормотал врач.
– Мы осознаем весь риск и готовы на него пойти, – быстро сказал я, прервав вероятную лекцию о гуманности и индивидуализме.
Катя продолжала сидеть как на иголках, но смотрела твердо, прямо сверлила взглядом доктора. Тот вздохнул, похоже, начав верить в нашу решительность.
– Вы понимаете, что это незаконно? – осторожно спросил врач.
– Да! – одновременно ответили мы.
