— Вы думаете о том же, о ком и я?
— Да уж не о выросших детях и не о мире, которому надо привыкать обходиться без основателей.
Размышления о том, как, наверно, ушли когда–то и создатели нашей Земли. И куда они ушли. Призыв не отвлекаться.
— Что мы ей скажем?
Была в далеком двадцать первом веке пословица, начинавшаяся словом «вспомнишь», и заканчивавшаяся возгласом «вот оно!». Увы, она действует не только на рифмы к слову «оно», поэтому за столом тут же материализовалась Галина Александровна:
— Я все слышала, — сказала она. — Можете ничего не говорить.
«Отпускаете или нет?» — читалось на лицах.
— Нечем мне вас удерживать, жили вы долго, — вздохнула Галина Александровна. — Вот только подумали ли вы о том, что я вас на полвека старше и, если кому и…
— Не надо этого произносить! — попросили все собравшиеся. Потом Костя выразил общее мнение:
— У вас в любом мире имеется миссия, в отличие от наших дел, явно идущая на благо человечеству. Мы за эти столетия намешали брошенных начинаний и разнокалиберных достижений, за которые нас можно уважать и даже любить, а люди лучше от них не стали. А люди, могущие десятилетиями и веками готовить детей к жизни, как это делаете вы, не могут просто так взять и… уйти. Так что, пожалуйста, живите вечно. А нас вы всегда сможете встретить в прошлом, только, пожалуйста, никаких эффектов бабочки, хватит с нас тех миллиардов разнообразных насекомых, которые мы уже наплодили.
— Ясно, — проговорила Галина Александровна и растворилась в воздухе. Костя от души ударился головой о стол и резюмировал:
— Я чертов идиот с дубовой головой и жирным от многолетних скоплений машинного масла мотором вместо соответствующего органа. — Он выразил это гораздо короче, но нецензурным словам здесь не место.
— Ладно тебе убиваться, Костя, — грубовато попросил Степа, стараясь не замечать невольной игры слов. — Лучше никто из нас бы не сказал, а что из этого получится, решать не нам, а здравому смыслу… и паре–тройке миллионов самых преданных учеников, которые уж точно будут убедительнее нас.
Тишина.
— Почему я так уверена, что там, уда мы уйдем… что будет какое–то «там»? — спросила Юля.
— Потому что есть небесная канцелярия. И там, где есть миротворцы, в смысле, создатели миров, не может быть пустоты.
— Тогда — тогда пошли.
— Один маленький драматический жест, — попросил Женя. — На гитаре сыграть.
— Торопиться некуда, — согласился Степа. — Давайте будем петь, пока не закончатся песни.
Так и сделали. Последние строчки перед тем, как все шестеро взялись за руки и исчезли, были:
«Значит, время собираться нам с тобой
В небеса».
И каждому послышался не то насмешливый, не то печальный голос: «Ой ли?».
Часть 15. Там, за чертой…
Вид из иллюминатора — очень красивая вещь, когда бы и где бы вы ни взлетали. Если вы летите ночью, то в любом городе, где найдется аэропорт, уже зажжены огни, и довольно скоро все это обращается в причудливо спаянную микросхему. Если вы летите днем — что ж, можно насладиться видом полей, облаков и солнца.
У иллюминатора есть один недостаток: он по сути своей весьма узок и овален, поэтому приходится выворачивать шею, чтобы что–то рассмотреть. Значит, если «вид из иллюминатора» внезапно и без предупреждения растянулся на все ваше поле зрения, вы либо спите, либо бессознательно взлетели в воздух и обнаружили это только на высоте в несколько километров. Летать, даже и без дополнительных аппаратов, — это теперь не диво, но процесс этот по сути своей требует концентрации, так что довольно сложно его не заметить.
Так рассуждали Женя, Юля, Костя, Саша, Аня и Степа, осмысливая видимое ими. Осмыслив это, они не могли не задать себе другой вопрос: почему мы не видим себя или друг друга?
Как выяснилось, они привычно слились в одно сознание, а их тела остались где–то в начале пути. Тащить их не было бы сложно, но, наверно, ритуал смерти предполагал избавление от них.
— Куда мы летим? — спросило сознание. И ответило: — Вопрос в другом: почему мы не знаем, куда мы летим, и все равно летим? — И снова ответило: — Нас транспортируют к какому–нибудь великому судилищу. Надеюсь, все попадем в одно и то же место. — И снова: — Грешили же вместе, большую–то часть жизни. Вместе и расхлебывать.
Через некоторое время воздух вокруг сознаний начал уплотняться, образовывая стенки туннеля. В конце туннеля виднелось восходящее солнце.
— Свет в конце туннеля! — резюмировало сознание. — Наверно, мы, как привычные ко всяким сверхъестественным штучкам люди, видим больше обычного. Ну или наши стереотипы оживают с задержкой. Ладно, тихо. Будем благоговеть, вспоминать грехи и готовиться. — Сознание замялось: — Так, какие у нас грехи? Кумиров не творили, это факт. Имя Божье всуе — господи, да все этим грешат. Чревоугодие можно оправдать постоянной необходимостью восстанавливать силы. Прелюбодеяние если и было, то в других жизнях и с полной ответственностью, и хватит смотреть друг на друга волком. Воровали мы много, да только мало кому это навредило. Не убивали, даже своих двойников. Гордыня — это от того, что мы поднялись до уровня богов. И то ведь каждую свою ошибку осознали и по три раза исправили. А что там еще, никто из нас не учил.
На этой фразе, как будто поджидая, когда прибывшие сами поймут, что им грозит, туннель выплюнул их в какой–то ослепительно светлый зал с окнами до потолка. Что было видно через окна, понять никто не успел. Наверно, в них был встроен какой–то механизм, отвлекающий внимание. В любом случае, все внимание сознаний тут же переключилось на того, кто ждал их.
Вокруг этого благообразного стереотипного старичка с седой бородой, морщинами и мудрой улыбкой, судя по всему, вилось еще десятка два душ, но с ними разговор был короток:
— В рай. Назад. На перевоспитание. В посмертное существование, которое вы описали в собственной же книге. Нет, это не наказание, это здравый смысл.
— Я хочу в загробный мир по Святославу Логинову! — прошептала Саша.
— Я бы хотел в загробный мир по Нилу Шустерману, — ответил Степа. — Вот только мне уже не семнадцать.
Благообразный старичок разогнал все невидимые души и сознания и обратил свой взор в сторону сшестеренного существа:
— Так просто вы не отделаетесь, господа демиурги от науки. «Танатонавтов» читали?
— Нет… — призналась Юля.
