- Бог в помощь, сынок! - поздоровался Кадфаэль по-валлийски. - Коли ты уже испек хлеб, сделай доброе дело, проводи меня до ворот да покажи дорогу к наделу Кинфрита, сына Риса, или его брата Овейна.
Мальчишка удивленно вытаращил глаза: он никак не ожидал, что монах обратится к нему на родном языке.
- Ты ведь монах, сэр? Из Шрусберийского аббатства?
- Истинно так, дитя.
- Но ты валлиец?
- Такой же валлиец, как и ты, только не из этих мест. Я родился в долине Конвея, неподалеку от Трефрива.
- А какое у тебя дело к Кинфриту, сыну Риса? - спросил мальчик напрямик.
"Вот теперь видно, что я точно в Уэльсе, - подумал Кадфаэль. - В Англии редкий слуга осмелится интересоваться делами господского гостя, а если и решится на это, то будет спрашивать обиняками и подобострастно, ибо за подобную дерзость можно запросто схлопотать нахлобучку. Иное дело валлийский мальчишка - тот и принцу скажет, что думает".
- В нашем аббатстве, - охотно пояснил Кадфаэль, - живет один старый монах, которого в здешних краях знали как Риса, сына Гриффита. Так вот, Кинфрит с Овейном доводятся ему двоюродными братьями. Уезжая из Шрусбери, я обещал старику передать от него поклон родичам, потому-то я их и ищу. Он, кстати, рассказывал мне еще об одном человеке, может, ты знаешь, жив он или нет, ибо он, должно быть, очень стар. У Риса была сестра по имени Мараред, которая вышла замуж, за Ифора, сына Моргана. Дочку их звали Ангарад, но мне говорили, что она давно умерла. Мне велено было поклониться и Ифору, если он еще жив.
Под водопадом валлийских имен мальчонка оттаял и заулыбался:
- Сэр, Ифор, сын Моргана, еще жив. Только его дом довольно далеко отсюда, у самого Лансилина. Пожалуй, я выйду с тобой и покажу дорогу.
Он легко сбежал по лестнице, опередив Кадфаэля, и резво припустил к воротам. Монах последовал за ним, ведя в поводу свою лошадь. Остановившись, мальчуган указал на тропу, которая, петляя среди холмов, уводила на запад.
- До дома Кинфрита, сына Риса, отсюда будет всего полмили, он стоит возле самой дороги, по правую сторону. Ты его сразу узнаешь: двор обнесен плетнем, а в загоне у него белые козы. А вот к Ифору, сыну Моргана, придется дальше идти. Держись той же тропы, пока не минуешь холмы и не увидишь низину, а потом ступай по тропке направо. Она выведет тебя к броду - надо перебраться через нашу речку до ее впадения в реку Кинллайт. За речкой пройдешь еще полмили, а там, как глянешь направо, приметишь маленький деревянный домик среди деревьев. Это дом Ифора - он хоть и очень старый, но по-прежнему живет один.
Кадфаэль поблагодарил парнишку и сел на лошадь.
- Ну а что до другого брата, Овейна, - продолжал тарахтеть мальчуган, от души желая помочь, - то если ты задержишься в наших краях на пару деньков, то и его сможешь увидеть. Послезавтра заседает общинный суд, и будет разбираться его дело, которое отложили с прошлого заседания. Судьи хотят послезавтра вынести решения по всем межевым спорам, чтобы на Рождество не осталось раздоров. Земли Овейна далеко за Лансилином, но в церкви он будет, это точно. Один из его соседей перенес межевой столб, во всяком случае, так Овейн говорит.
Мальчишка по простоте души выложил все, что знал. Он и не подозревал, что, благодаря его рассказу, Кадфаэль получил ответ на вопрос, который интересовал его больше всего.
Найти Кинфрита, сына Риса, - а имя Рис встречалось в здешних местах так часто, что приходилось поминать и отца, и деда, и прадеда, чтобы понять, о ком идет речь, - оказалось совсем нетрудно, и он ничего не имел против того, чтобы перемолвиться словечком хотя бы и с бенедиктинским монахом, коли тот говорит по-валлийски. Он радушно пригласил Кадфаэля в дом, и монах с удовольствием принял приглашение.
Домишко был невелик: всего одна комнатка и крохотная кухонька, но много ли нужно одинокому человеку? Кроме самого Кинфрита, на подворье жили лишь его козы и куры. Кинфрит оказался плотным, коренастым валлийцем, жесткие черные волосы его уже начали седеть и изрядно поредели на макушке. Смышленые, веселые глаза окружала сеть морщинок, свидетельствующих о добродушии, свойственном людям, ведущим простую здоровую жизнь на свежем воздухе. Он был лет на двадцать моложе своего двоюродного брата из лазарета в Шрусбери. Хозяин подал на стол хлеб, овечий сыр и сморщенные, но сладкие яблоки.
- Так, стало быть, Рис еще жив? Он славный старик! Я не раз вспоминал о нем. Вообще-то он приходился двоюродным братом не мне, а моей покойной матушке, но это не важно, я его хорошо знал. Ему ведь, пожалуй, скоро восемьдесят стукнет. Видать, неплохо ему в монастыре живется. Брат, будь добр, отвези ему от меня фляжку настойки. Она у меня хорошая, сам очищаю. В стужу не худо погреть старые кости, а она и память не отшибает. Это ж надо, подумать только, он всех нас помнит! Мой брат? Ну конечно, я обязательно передам поклон Овейну при встрече. У него добрая жена и сыновья уже взрослые. Ты скажи старику, что старший - его Элисом зовут - по весне жениться надумал. Да я брата послезавтра увижу, у него тяжба решается в Лансилине, в общинном суде.
- Мне об этом в Малийли говорили, - кивнул Кадфаэль, - желаю ему успеха.
- Он уверяет, что Гивел Фихан, что живет по соседству, передвинул один из его межевых столбов, и, скажу тебе по совести, так, конечно, и есть, хотя я не стал бы ручаться, что Овейн не проделывал с Гивелом того же. Они издавна эдак забавляются, по-соседски... Впрочем, что я тебе толкую, - ты же сам из Уэльса. Как суд рассудит, так они и поступят, безо всяких обид. Помирятся за милую душу, да еще и выпьют вместе на Рождество.
- Всем бы нам так, - заметил Кадфаэль. Довольно скоро он любезно, как мог, распрощался, объяснив хозяину, что его ждут и другие дела, а дни нынче коротки, и уехал, держа путь вдоль берега маленькой речушки. На душе у монаха стало легче от встречи с простым, честным и доброжелательным человеком. Маленькая фляжка со собственноручно очищенным Кинфритом напитком болталась в суме, и Кадфаэль был рад, что склянку с остатками отравы оставил в Ридикросо.
Монах выехал из ущелья и перед ним открылась долина Кинллайта. Извилистая тропка, отчетливо видневшаяся в густой траве, выводила к броду через неглубокую протоку. Переправившись через речушку, Кадфаэль поехал вдоль склона, поросшего лесом. Летом, среди пышной листвы, низенький бревенчатый домишко углядеть было бы нелегко, но сейчас, когда листья опали, он был ясно виден сквозь кружево голых ветвей: притулился на склоне, точно курочка на насесте. Высокая трава подступала к самой изгороди. Со стороны дороги калитки не было, и Кадфаэль пустил лошадь по траве, огибая забор. Неожиданно из-за угла дома, неторопливо пощипывая травку, вышла кобыла - такая же рослая и неказистая, как та, на которой ехал он сам, но, судя по всему, несколькими годами старше. Монах уставился на нее и оторопел, а потом спешился прямо в жесткую, сухую траву.
