Нужно было взять красный карандаш, старина. Нужно очертить Хэвен красным. На этой карте… на каждой карте.
Он нагнулся ниже. Дальние предметы он видел все еще настолько хорошо, что мог бы отличить горошину от кукурузного зернышка, если бы вы положили их на ограду в сорока ярдах от него, но на близком расстоянии он уже ни черта не видел, а свои очки он оставил у Брайена и Мэри — и теперь он считал, что если он зайдет к ним забрать их, то у него появятся заботы поважнее, чем чтение мелкого шрифта. Пока было бы лучше — безопасней — обходится без очков.
Почти уткнувшись носом в страницу, он разглядывал места, по которым прошла нарисованная циркулем окружность. Она пересекала Дерри Роуд немного северней Престонского Ручья и немного восточное от леса, который он и его друзья в детстве называли Большим Индейским Лесом. На карте он был обозначен как Горящий лес. Ив слышал пару раз и это название.
Ив уменьшил раствор циркуля в четыре раза и начертил вторую окружность. Он заметил, что дом Брайена и Мэри находится как раз внутри этой второй окружности. На запад от нее лежал небольшой отрезок Ниста Роуд, идущий от Дерри Роуд к тупику возле каменоломни, находящемуся на опушке того же самого леса, зови его Большим Индейским или Горящим, это в сущности один и тот же лес.
Ниста Роуд. Ниста Роуд… Что-то было связано с Ниста Роуд, но что? Нечто, случившееся задолго до его рождения, но о чем еще будут вспоминать долгие годы спустя. Ив закрыл глаза, и казалось, что он уснул, одинокий практически лысый старик, в аккуратной рубашке армейского образца и брюках цвета хаки с тщательно разглаженными стрелками.
И неожиданно он вспомнил и удивился, почему это сразу не пришло ему на ум. Семья Кларендонов. Конечно же это они. Они жили на пересечении Ниста Роуд и Старой Дерри Роуд, Пол и Фэй Кларендон. Фэй, которая увлеклась сладкоголосым бродячим проповедником и которая спустя девять месяцев после того, как проповедник покинул город, родила мальчика с темными волосами и ясными небесно-голубыми глазами. Пол Кларендон, который долго рассматривал ребенка, лежащего в колыбели, а потом взял свою стальную бритву…
Кое-кто из жителей потом качал головой и обвинял во всем проповедника его звали Кольсон. По крайней мере, он так говорил.
Кое-кто качал головой и обвинял Пола Кларендона; они говорили, что он всегда был сумасшедшим, и Фэй не должна была выходить за него замуж.
Кое-кто, разумеется, обвинял Фэй. Ив вспомнил, как один пожилой мужчина в парикмахерской — это было годы спустя, но у города типа Хэвена долгая память назвал ее "просто легкомысленная шлюха, от которой не жди ничего, кроме беды".
А кое-кто — шепотом, неуверенно обвинял лес.
И внезапно глаза Ива открылись.
Да. Они обвиняли лес. Его мать называла таких людей темными и суеверными, но его отец, попыхивая трубкой, медленно качал головой и говорил, что в этих старых байках содержится обычно зерно истины и что лучше не испытывать судьбу. Именно поэтому, говорил он, он всегда крестится, когда черная кошка перебегает ему дорогу.
— Пф-ф! — фыркала мать Ива; Иву тогда было что-то около девяти лет, вспоминал он сейчас.
— И я догадываюсь, из-за чего твоя мама всегда бросает щепотку соли через плечо, когда она опрокидывает солонку, — мягко произнес отец Ива, обращаясь к нему.
— Пф-ф! — снова сказала она и удалилась внутрь дома, оставив своего мужа сидеть на крыльце и курить трубку. Ив сидел рядом с ним и внимательно вслушивался в его россказни. Ив всегда был хорошим слушателем… за исключением одного переломного момента, когда кому-то было очень нужно, чтобы Ив выслушал его. Безвозвратно утерянный момент, когда слезы Хилли заставили его в замешательстве отступить.
Теперь же Ив слушал. Он слушал, что говорила ему его память… память города.
Большой Индейский лес назывался так, потому что именно здесь умер Большой Атлантик. Это бледнолицые назвали его Большим Атлантиком — его имя на тикмакском наречии было Бабаджбока, что означало "Высокие воды". "Большой Атлантик" было пренебрежительным переводом его имени. Племя первоначально занимало территорию, которая сейчас составляла большую часть округа Пенобскот; большие поселения индейцев располагались в Олдтауне, Скоухегане и в Больших лесах, которые начинались в Лудлоу — именно в Лудлоу индейцы хоронили умерших от гриппа, который свирепствовал в 80-х годах, после чего они перебрались южнее. Тогда и во время дальнейшего упадка племени их вождем был Бабаджбока. Он умер в 1885 году и на смертном ложе объявил, что лес, куда он привел свой умирающий народ, проклят. Это стало известно благодаря двум европейцам, которые присутствовали при его смерти — один был этнографом из Бостонского Колледжа, а другой — из Смитеоновского института — и забредших на эту территорию в поисках индейских изделий, поскольку северо-восточные племена быстро вырождались и вскоре должны были исчезнуть. Было однако не понятно: сам ли Большой Атлантик наложил проклятие, или он просто заметил уже существующее положение.
В любом случае, единственным памятником ему был Большой Индейский Лес даже место его могилы было неизвестно. Название этого огромного лесного участка все еще оставалось самым употребительным в Хэвене и в других городах округи, но Ив понимал, почему картографы составлявшие атлас штата Мэн, не захотели помещать слово «Индейский» на его страницах. Люди стали очень чувствительны к подобным намекам.
В старых байках обычно содержится зерно истины, как сказал его отец.
Ив, который также крестился, когда черная кошка перебегала ему дорогу (и, по правде говоря, даже тогда, когда какая-нибудь только собиралась проделать это, просто для надежности), считал, что его отец прав, и это зерно действительно в них есть. А Большой Индейский лес, было ли на него наложено это проклятие или нет, никогда никому не приносил большой удачи.
Не повезло Бабаджбоке, не повезло Кларендонам. Также никогда особенно не везло охотникам, которые забредали туда попытать счастья, вспоминал Ив.
За эти годы там произошло два… нет, три… минутку.
Глаза Ива расширились, и он про себя присвистнул, мысленно перелистав свою воображаемую картотеку с надписью "Несчастные случаи на охоте, Хэвен", Он с ходу мог припомнить дюжину происшествий, большинство из которых было связано с неудачными выстрелами, случившихся в Большом Индейском Лесу, и дюжину охотников, которых вытаскивали из леса ругающихся, истекающих кровью, находящихся в бессознательном состоянии или просто мертвыми. Некоторые застрелились, используя заряженные ружья в качестве шестов, перебираясь через поваленные деревья, или же роняя эти ружья, или еще из-за какой-нибудь дурацкой мелочи. Кого-то сочли самоубийцей. Но Ив вспомнил сейчас и два случая преднамеренного убийства произошедших во время охотничьего сезона — оба совершенные в драке, один раз из-за карточной ссоры в чьем-то лагере, другой раз из-за спора между двумя приятелями, чья пуля уложила оленя рекордных размеров.
