- Откуда и все берется,- добродушно отозвалась женщина, слегка смущенная чрезвычайно серьезным тоном молодого человека.- Несколько лет назад его принесли на продажу, мне оно приглянулось, вот я и упросила мужа купить мне его в подарок.
- Когда это было? - вскричал Николас.- Поверьте мне, это очень важно!
- Три года тому назад,- охотно сообщил мастер,- Точно помню, что летом, а вот число... нет, тут я боюсь ошибиться.
- Зато я помню, - рассмеялась жена. - А тебе стыдно должно быть, что забыл, ведь это был день моего рождения, а не то дождалась бы я от тебя такого подарочка, как бы не так. А день рождения, сэр, у меня двадцатого августа. Да, уже три года как я обзавелась этой милой вещицей. Вы не поверите, но как-то раз супруга самого бейлифа хотела заказать моему мужу точно такое же кольцо, да я не дала снять с него образец. Нет уж, пусть только у меня такое будет. Гляньте, какая прелесть - первоцвет и барвинок, и краски какие нежные! - Подойдя ближе к окну, она повертела рукой, любуясь блеском эмали.- Мы тогда и другие вещи купили,- добавила она,- но они уж давным-давно проданы. Тоже неплохие были изделия, но не такие редкостные.
- А что там было еще? - спросил Николас.
- Ожерелье из полированных камушков, вроде бы из горного хрусталя,промолвил хозяин,- Да, да, теперь припоминаю. И еще серебряный браслет с гравировкой в виде усиков - то ли вики, то ли горошка.
То, что три этих предмета оказались вместе, только лишний раз подтверждало догадку, относительно справедливости которой и одно-то это колечко не оставляло сомнений. Три года назад, двадцатого августа, в лавку серебряных дел мастера были принесены на продажу три предмета из числа вещей, пропавших вместе с Джулианой Крус. Наконец-то Николас напал на след, и, судя по всему, зловещий.
- Достойный мастер,- произнес молодой человек, - я еще не все рассказал тебе о моих поисках. Я точно знаю, что все эти три вещицы принадлежали одной леди, которая направлялась в Уэрвелль, чтобы принять постриг, но так там и не появилась.
- Да неужто? - Ювелир побледнел и взглянул на Николаса с опаской и сомнением.- Но видит Бог, я купил все эти вещи честно, я ничего дурного не делал и знать не знал. Какой-то малый, с виду вполне приличный, принес их в лавку и открыто, не таясь, предложил купить. Вот я и купил...
- О нет, пойми меня правильно! Я нимало не сомневаюсь в твоей добропорядочности. Видишь ли, просто ты первый, кого мне удалось разыскать, кто видел эти вещи, а это может помочь мне выяснить, что случилось с пропавшей леди. Вспомни, каков собой был тот человек, что продал тебе эти украшения. Каких лет, как одет? Ты прежде его когда-нибудь видел?
- И прежде не видел и после никогда не встречал,- отвечал мастер. Он хоть и был успокоен заверениями Николаса, но все же считал, что чем меньше болтать, тем лучше, а то, неровен час, влипнешь в такую историю, что и не выпутаешься. Помолчав, он добавил: - Человек как человек, примерно моих лет, стало быть, около пятидесяти, одет просто. С виду был похож на слугу, да и сам сказал, что его хозяин послал продать эти вещицы.
На том бы дело и кончилось, если бы не женщина. Она заинтересовалась случившимся, искренне хотела помочь вежливому и симпатичному молодому господину и не видела причин опасаться чего-то дурного. И, не в пример супругу, оказалась очень наблюдательной. Она вдруг заявила:
- Это был плотный, коренастый мужчина с загорелым лицом - кожа прямо-таки дубленая, ну ровно его кожаный жилет. Нынешним-то летом таких загорелых хоть пруд пруди, а то лето было вовсе не жаркое - так что этот малый, видать, не часто ночевал под крышей - он лесник, охотник или что-то в этом роде. Борода у него каштановая, и волосы тоже, правда, на макушке малость поредели. И он выглядел человеком решительным и сметливым. И вот что я вам скажу, сэр, сдается мне, он меня тоже запомнил. Он долго на меня пялился, пока стоял тут, в лавке.
Женщина сознавала свою привлекательность и привыкла к вниманию мужского пола - возможно, она именно оттого так хорошо запомнила незнакомца, что тот определенно ею заинтересовался. Так или иначе, на ее слова можно было положиться.
Впрочем, Николасу это описание как будто бы ни о чем не говорило. Он никогда не встречался с Адамом Гериетом и ведать не ведал, что у того каштановая борода и лысая макушка. Однако, если сопоставить все факты, можно было прийти к определенным выводам. Драгоценности оказались в Винчестере, трое слуг были оставлены в Андовере, и их-то уж Николас во всяком случае видел и знал, что ни один из них не подпадает под эти приметы. Зато четвертый - старый слуга лет пятидесяти, лесник или ловчий, человек крепкий и смелый - не зря Реджинальд говорил, что графу Валерану повезло с таким солдатом... Да, пожалуй, все, что рассказала жена ювелира, совпадало с тем, что слышал Николас об Адаме Гериете.
- И ведь спрашивал же я тогда у этого малого, откуда он все это взял,промолвил ювелир, все еще ощущавший беспокойство, - я же видел, что вещи женские, да и такому, как он, явно не по карману. А он в ответ: я, мол, слуга, человек подневольный, делаю, что велено, да держу язык за зубами, а не то хозяин так отделает, что и родная мать не узнает. Этому я вполне мог поверить - таких строгих господ на свете хватает. К тому же держался он открыто, вроде ничего не боялся - так с чего бы я стал подозревать неладное?
- Действительно, с чего бы! - невесело отозвался Николас.- Стало быть, ты заплатил, и он ушел. Он не торговался?
- Нет. Сказал, что ему приказали отнести и продать, он и продает, но цены не знает. Он положился на меня, и я дал настоящую цену, будьте уверены. Конечно, потом на продаже я даже малость подзаработал, а как же без этого? На то и торговля, чтобы прибыль была, а ежели работать себе в убыток, скоро без штанов останешься.
- И это все? С этим он и ушел?
- Да вроде бы. Ан нет, он уже уходил, когда я спросил, как же так вышло, что леди, хозяйка этих вещей, решила продать такие славные украшения, разве они ей больше не нужны? Он на пороге стоял, но обернулся, посмотрел на меня эдак исподлобья и говорит: "А на кой они ей нужны, коли она померла?"
Ювелир невольно произнес эти слова столь же холодно и сурово, как и загадочный незнакомец, и смутился, словно только сейчас уразумел их значение. Но его растерянность не могла идти ни в какое сравнение с ужасом, поразившим Николаса. У него перехватило дыхание, словно ему нанесли удар ножом прямо в сердце. Похоже, что продавец, а им, конечно же, был Гериет, сказал ювелиру страшную правду. Той, что прежде владела этими украшениями, они больше не были нужны, ибо она была мертва.
Из оцепенения, вызванного отчаянием и гневом, Николаса вывел голос женщины. Она сказала:
