— Места знать надо, — пробурчал Говард, туша окурок о карниз.
— Вар, я как-то раз пошла прогуляться. Одна пошла. И вот иду я, иду, а там, в кустах собачонок сидит. Маленький такой, смешной. Чёрный с белым пятном вокруг глаза. Я его подобрала и домой понесла, а мама сказала, что незачем нам бродяг всяких прикармливать и в дом пускать. Выгнала она нас с барбосёнком на улицу и запретила мне домой с ним появляться. Ну, я тогда маму слушалась очень. Не то, что сейчас… Так вот, Вар, то есть Садовый Говард, ой, то есть, эх, ладно… Я отнесла щенка обратно в те кусты, в которых и нашла, оставила и домой направилась, а он за мной побежал. И никак не хотел отставать — я его прогоняла, кричала на него, топала ногой, в ладоши била, даже ему пару раз по боку хлопнула — правда, не сильно, так, для порядку — ну а бродяжка и не думал от меня отставать. Домой мне с ним возвращаться нельзя было, вот я и принялась шаг ускорять вплоть до бега. Щеночек бежал за мной что было сил, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы отстать от него. Я забежала в район, в котором никогда не была. Серые, незнакомые дома, полуразрушенные, заброшенные, мне они показались скелетами. Да, очень страшно мне стало, ведь я заблудилась и не знала куда идти. Чтоб оторваться от щеночка, я специально петляла, сворачивала то в один поворот, то в другой. Досворачивалась… Взрослые девочки не плачут, как наставляла меня покойная бабушка, но ведь тогда я не была такой взрослой, как сейчас. Я вообще была тогда маленькой, едва в школу пошла. Поэтому не вижу ничего такого в том, что разревелась от страха и беспомощности.
— Ого… — Говард успел за время монолога гостьи выкурить ещё одну контрабандную сигарету из провинции Цзянсу, что на востоке Китая. — И чем всё закончилось?
— Как чем? На мой плач сбежались люди, а именно две пожилые женщины. Они успокоили меня и отвели домой. Мама напоила их зелёным чаем с мёдом и сухофруктами, а меня уложила в кровать, поскольку я еле на ногах стояла — это и понятно, от щенка так долго убегать, а потом ещё и испугаться… Знаешь, страх намного больше сил забирает, чем бег.
— Знаю… А что с щенком случилось?
— С барбосинкой? Не видела его ни разу после этого. Как-то не до него было. Я, кстати, с тех пор не люблю животных. Ну, не в том смысле, что я им крысиный яд в еду подсыпаю, нет, Будда или Спагетти Маус упаси! Не так я выразилась. Не «не люблю», а просто равнодушна к ним и всё тут. Когда дворовые подружки канарейками или котами хвастались, я тихонечко над ними хихикала. Глупость-то какая, да?
— Уже поздно, — после некоторых раздумий сказал Говард. — Я провожу тебя, если хочешь.
Вэньг Ли поглубже зарылась в одеяло. Она выглядывала из-под него, но долгое время ничего не говорила. Говард успел одеться и начал подумывать о третьей сигарете, даже потянулся к пачке, когда гостья заговорила:
— Но я не хочу никуда уходить, старший лейтенант Закиров. Я хочу остаться с вами на всю ночь…
— Эммм… — Говард почесал затылок. — Вэньг, уверен, твоя мама будет против этого. Ну, знаешь ли, не ночевать дома — это нехорошо. Любые родители переживают, если их дети задерживаются. А если уж на ночь не приходят — так ведь столько переживаний, что врагу не пожелать. Ты разве хочешь этого?
— Не волнуйся за моих родителей, Вар, — Ли выползла из своего «одеяльного кокона» и села на край кровати.
Боже, она ведь прекрасна! Лунный свет заливал нежным серебром очертания утончённой фигуры, упругих грудей, раздвинутых стройных ножек и влагалища, похожего на изящный восточный цветок. Внизу плоского животика темнело родимое пятно, похожее на бабочку, расправившую в полёте крылья. Это пятно, оно сводило Говарда с ума. Превращало мозг во вместилище страсти и звериного желания. Он вновь захотел её. Сейчас. Здесь! Этот прелестный восточный цветок должен принадлежать только ему. Только ему и никому больше!
— Папа сейчас по работе в Баштанском, до следующих выходных его точно не будет в городе Н, — продолжала тем временем красотка Ли. — А с мамой я давно договорилась. Она знает, что я в гостях у обаятельного кавалера и поэтому не очень-то и ждёт меня домой…
Это сработало как хорошая пощёчина. Говард перестал пялиться на родимое пятно собеседницы; трезвость мышления более-менее вернулась к нему:
— Подожди, как она может знать, если мы с тобой случайно на улице встретились?
— Оп-па… — Вэньг вжала голову в плечи, как провинившийся щеночек. — Ну, Говард, то есть Вар, лейтенант Закиров, не совсем мы с вами случайно встретились. То есть, ты и случайно… Но я нет. Я узнала у Светки, когда ты возвращаешься со смены, и какой дорогой. А там уже само как-то получилось…
— Да-а-а… А ты, как я погляжу, умеешь добиваться своего… И так мастерски… Восточная хитрость или женская коварность?
— О чём вы, Говард?
— Хватит со мной то на «ты», то на «вы» разговаривать, — не выдержал Закиров. — Определись, что ли. И вообще, не люблю я, когда меня за нос водят. Как-то само получилось, говоришь? Подло это и жестоко, вот что. И… и…
Говард не нашёл больше слов, посему достал сигарету из бордовой пачки «Суйен», закурил. На этот раз он не очень-то и старался выдыхать дым в оконную щель.
Обернувшись одеялом, как банным халатом, Вэньг Ли подошла к нему и некоторое время стояла в нерешительности, потом всё-таки положила руку на его плечо. Говард стряхнул руку. Он был зол. И Ли знала почему.
— Вар, ну прости меня, Вар, слышишь? — ни с того ни с сего, ровный мелодичный голосочек Ли дрогнул. И что это? На щеках красотки Вэньг заблестели капли лунного света! Она плакала… — Вар, я не хотела тебя никак обидеть. Я не хотела причинять тебе боль. Но ты сам поднял эту тему, а я не могу врать… нет, я врала другим, когда это было необходимо, Вар, но тебе, тебе… я не могу врать тебе, разве ты не понимаешь этого? Разве ты думаешь, что я способна обмануть тебя? Или, может, ты считаешь, что я бессердечная стерва? Предательница подруги, всеми правдами и неправдами отбившая у неё парня? Вар… да, я стерва… Я стерва для всех остальных, Вар, для всех-всех-всех, даже для самых близких подруг, даже для родных, даже для мамы… Но для тебя, Вар, для тебя я покорная рабыня, безропотная служанка, я ведь люблю тебя, Вар, я ведь только что отдала тебе свою девственность, разве ты не почувствовал этого, разве ты не понимаешь? Я… я…
Вэньг ещё что-то говорила, но её слов невозможно было различить из-за всхлипываний и рыданий.
«Круто ты попал, парень…» — подумалось Говарду.
— Так, Вэньг, первым делом — перестань плакать, слышишь! Перестань! — Говард обнял Ли. Она вся дрожала, словно была больна тропической лихорадкой, которую так любят «дарить» людям мелкие кровососущие насекомые. Но это была не лихорадка…
