Пока Беатриче размышляла над этим, женщины тихо переговаривались, не зная, как подступиться к ней. Они казались испуганными, словно опасались чего-то. И только одна из них, женщина лет пятидесяти, самая неряшливая, казалось, не испытывала боязни. Своим отвратительным резким голосом она что-то говорила остальным. Она настолько приблизилась к Беатриче, что та почувствовала ее гнилое дыхание. Не в состоянии шевельнуться, Беатриче с чувством отвращения и оцепенения смотрела на черные, изъеденные кариесом зубы во рту старухи, от которых исходило зловоние. Как удается человеку жевать такими осколками? Не голодает же она… Или питается одними кашами и супами?
И только когда бабка начала лапать ее своими грязными руками, Беатриче вновь пришла в себя. Чувствовать, как по твоему телу шарят мозолистые пальцы с обломанными ногтями, было уж слишком даже для сна.
Беатриче громко вскрикнула от отвращения и ужаса и вскочила в надежде на то, что сейчас проснется и сядет в кровати. Но чуда не произошло. Какой страшный сон! Женщины, которые поначалу в страхе отпрянули, как будто Беатриче восстала из мертвых, вновь кольцом окружили ее. Беатриче стала отползать назад, пока не уперлась спиной во что-то твердое, к чему можно было прислониться. Дрожь пробежала по ее телу, когда они приблизились к ней, как стая голодных львов к загнанной газели. Сердце Беатриче стучало как паровой молот. А вдруг они сейчас набросятся? В отчаянии она посмотрела на пол, ища хоть что-нибудь, чем можно было обороняться. Но ничего, кроме соломы, не нашла. Что делать? Может, умереть во сне?
Неожиданно раздался громкий мужской голос. Короткой плеткой мужчина без разбора раздавал удары налево и направо, продвигаясь вперед. С воем и причитаниями женщины отскакивали в стороны, освобождая ему дорогу, пока тот не приблизился к Беатриче. Мужчина был маленьким и толстым, в шароварах грязно-белого цвета. Половину его головы составляла лысина, темная борода выглядела более-менее ухоженной, в мочках ушей красовались широкие золотые кольца. Он был похож на работорговца из фильма о Синдбаде-мореходе, снятого в пятидесятых годах.
– Хорошо, что вы пришли, – сказала ему Беатриче и вздохнула с облегчением. Кто знает, что могли бы сделать с ней женщины, если бы не он. – Объясните мне, что здесь происходит? Я вообще ничего не понимаю…
Сильный удар по ребрам заставил ее замолчать, от дикой боли перехватило дыхание. Впервые она усомнилась в том, что это сон. Со слезами на глазах Беатриче взглянула на толстяка, стоявшего перед ней, широко расставив ноги, и кричавшего на чужом, непонятном языке, угрожая плеткой. Казалось, он что-то требует от нее, с каждой секундой все больше свирепея. Его лоснящийся от жира живот трясся, как студень, когда он подскакивал от ярости. Однако ей было не до смеха. Глядя на кровавые рубцы от плетки на руках и лицах других женщин, Беатриче сочла за благо молчать и ждать, что будет дальше.
Уже через несколько секунд толстяк грубо схватил ее за плечо и заставил встать. Его мясистые пальцы были на удивление сильными и буквально вонзились в кожу. Похоже, теперь можно будет без труда установить истину. Если это явь, а не сон, – на руке останется синяк.
Мужчина дал ей знак, и Беатриче, спотыкаясь, покорно последовала за ним. Ребра и рука сильно болели. Помещение с низким потолком, площадью около двадцати квадратных метров, скудно освещалось одним-единственным факелом. Стены из больших тесаных камней напоминали средневековую крепость. На полу – плотный слой соломы, такой грязной, будто ее не обновляли десятилетиями. Беатриче содрогнулась от отвращения, вспомнив, что еще несколько секунд назад сидела на этой заплесневелой влажной массе. Но более всего ее поразила решетка толщиной с руку на окне помещения. Может быть, она в тюрьме? Но почему? Что, черт возьми, здесь творится?
Толстяк остановился возле решетки и что-то крикнул мужчине на другой стороне. Молодой парень с кривыми ногами и грязной повязкой на голове поспешно снял с пояса внушительное кольцо с ключами и быстро открыл замок на решетчатой двери. Петли жалобно заскрипели, когда толстяк распахнул ее и втолкнул Беатриче в грязный проход. Она услышала, как дверь закрылась, а остальные женщины, прильнув к прутьям решетки, стали громко стонать и причитать. Беатриче могла лишь предполагать, что они в отчаянии просили освобождения, воды и хлеба.
Так что же с ней приключилось? В освобождение уже не верилось. Если и дальше события будут развиваться подобным образом, то она скоро окажется в камере пыток или в лапах палача. Безнадежные стенания женщин раздавались за ее спиной, и она готова была заткнуть уши, чтобы не слышать больше их криков.
Толстяк тащил ее по мрачному коридору мимо других камер, не давая ни секунды на передышку; худые, грязные руки простирались им навстречу; казалось, то были руки изможденных и истощенных мужчин и неухоженных детей. Их крики разрывали ей сердце. Так, наверное, в Средневековье представляли себе чистилище. Как в состоянии транса, брела она за толстяком, пока они наконец не очутились в какой-то камере.
За столом, склонившись над бумагами, сидел мужчина в восточной одежде – по всей видимости, большой оригинал, потому что писал не авторучкой, а птичьим пером и чернилами. Не удостоив их даже взглядом, он продолжал работу. Наверное, в этом не было ничего необычного, так как толстяк молчал и терпеливо ждал. Минуты длились вечность, и слышалось лишь поскрипывание пера о бумагу.
Чтобы хоть чем-то занять себя, Беатриче принялась внимательно изучать мужчину за письменным столом. Его пребывание здесь казалось странным и нисколько не соответствовало ни грубым стенам, ни этому деревянному столу, ни коптящему факелу. Он скорее был похож на состоятельного купца, чем на тюремщика. Темные волосы коротко острижены, окладистая борода очень ухожена. Одежда выглядела опрятной и дорогой. Беатриче могла бы поспорить, что жилетка пошита из дорогого шелка.
Бросалось в глаза огромное количество украшений: большие золотые серьги, множество цепочек и почти на каждом пальце – кольца с драгоценными камнями. Далее ее взгляд остановился на пишущем пере в руке мужчины. Сердце забилось сильнее, во рту пересохло. Он писал слева направо! Возможна ли во сне такая детализация? Вновь ею овладело сомнение. Так что же это, если не сон?
Тем временем мужчина закончил писать. Видно, что ему было скучно. Однако как только он увидел Беатриче, выражение его лица приятно изменилось. Он вскочил с места и обрушился на толстяка с вопросами, сопровождая их выразительными жестами. К своему удовлетворению, Беатриче заметила, что его голос звучал все раздраженнее, а толстяк отвечал все тише и тише. Она не понимала ни одного слова, но было похоже, что тот получает выговор.
