- Я же вам говорил. Эти ребята рвутся в коридоры власти... Эй, такси!
Он выскочил изпод навеса, замахал рукой, останавливая бордовобелый автомобиль. Водитель резко свернул к тротуару, окатив его водой. Ринеманн шустро отпрыгнул, а Пирсону плескануло и на туфли, и на брючины. Впрочем, он этого и не заметил, потому что занимало его совсем другое. Он открыл дверцу, Ринеманн нырнул на заднее сидение. Пирсон последовал за ним, захлопнул за собой дверцу.
- Паб "Галлахер", - сказал Ринеманн. - Напротив...
- Я знаю, где находится паб "Галлахер", - прервал его водитель, - но мы не сдвинемся с места, пока вы не выбросите раковую палочку, друг мой, - и он постучал пальцем по табличке поверх таксометра: "В САЛОНЕ КУРЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО".
Мужчины переглянулись. Ринеманн пожал плечами, гдето с 1990 года этот знак стал ритуальным для племени перекурщиков. А затем, без единого слова, опустил стекло и выбросил выкуренную на четверть сигарету в проливной дождь.
* * *
Пирсон уже начал рассказывать Ринеманну, какой он испытал шок, когда открылись двери лифта он вышел из кабины и нос к носу столкнулся с Сюзанн Холдинг, но Ринеманн нахмурился, мотнул головой и, не поднимаю руку с колен, большим пальцем указал на водителя.
- Мы еще успеем об этом поговорить.
Пирсон замолчал, повернулся к грязному стеклу, разглядывая проплывающий мимо, залитый дождем центр Бостона. И его, надо отметить, очень заинтересовала уличная жизнь. А особенно маленькие кучки перекурщиков, которых он видел перед каждым административным зданием. Где можно, они вставали под навесы, где нет - поднимали воротники, прикрывая руками сигареты, и курили. Пирсон прикинул, что по меньшей мере в девяноста процентов этих зданий, как и в Первом торговом банке, где работали он и Ринеманн, курить не разрешалось. И тут же его осенило: перекурщики - отнюдь не новое племя, а жалкие остатки старого, ренегаты, сопротивляющиеся веяниям времени, убегающие от метлы, которая старается очистить пол американской жизни от вредной привычки. Их объединяло нежелание или неспособность отказаться от стремления сократить себе жизнь. В глазах общества они превратились в наркоманов, разве что наркотик, к которому они пристрастились, пока еще не подпал под полный запрет. Экзотическая социальная группа, думал Пирсон, дни существования которой уже сочтены. К 2020, самое позднее, к 2050 году перекурщики канут в лету.
"Да нет же, глупости все это, - одернул он себя. - Мы - последние несгибаемые оптимисты этого мира, вот и все, большинству из нас не приходится тревожиться изза лишнего веса, и мы бы, пожалуй, не возражали против того, чтобы нас показывали в зоопарке, если, конечно, убрать проволочное заграждение.
- Чему улыбаетесь, мистер Пирсон? - спросил Ринеманн, и только тут Парсон понял, что рот у него растянут до ушей.
- Да так. Ерунда.
- Это хорошо. Главное, чтобы вы не шизонулись.
- Вы не будете считать, что я шизонулся, если я предложу перейти на ты и попрошу называть меня Брендон?
- Пожалуй, что нет, - Ринеманн вроде бы задумался над его словами. При условии, что ты будешь называть меня Дьюк, а не Би-би.
- Я думаю, этого можно не опасаться. Знаешь, что я тебе скажу?
- Что?
- Это был самый удивительный день в моей жизни.
Дьюк Ринеманн кивнул, но на его лице не появилось ответной улыбки.
- Он еще не закончился.
===============================================
2
Пирсон подумал, что Ринеманн сознательно остановил свой выбор на "Галлахере". С первого взгляда ему стало ясно, что лучшего места для обсуждения животрепещущих вопросов, от которых зависело их психическое здоровье, двум банковским служащим не найти во всем Бостоне. Длиннющая стойка (такие Пирсон видел только в кино) тянулась вдоль сверкающего пола танцевальной площадки, на которой под дуэт Марти Стюарта и Тревиса Тритта сонно кружились три пары.
В пабе меньших размеров, у стойки бы теснился народ, вдоль этой беговой дорожки из красного дерева посетители сидели на таком большом расстоянии друг от друга, что могли беседовать без опаски. Не требовалось искать ни кабинки, ни столика в дальнем углу. Пирсона это только радовало. Он без труда мог представить себе, как в соседней кабинке устроились два бэтмена, а может и бэтмен с бетменшой и внимательно слушают их разговор.
Не это ли называют манией преследования, старина, подумал Пирсон. Если у тебя ее еще нет, то скоро она обязательно разовьется, не так ли?
Может и нет, ответил он сам себе, да и сейчас его это не волновало. Но, с другой стороны, приятно осознавать, что их местоположение обеспечивало круговой обзор, то есть, пока они говорили, вернее, говорил Дьюк, к ним никто не мог подкрасться незамеченным.
- Стойка тебя устроит? - спросил Дьюк.
Пирсон кивнул.
Как выяснилось чуть позже, когда Пирсон, следуя за Дьюком, увидел табличку: "КУРЕНИЕ РАЗРЕШЕНО ТОЛЬКО В ЭТОМ СЕКТОРЕ", стоек было две... точно так же, как в пятидесятых любой бар или ресторан, расположенный южнее линии МэйсонаДиксона делился на две части: для белых и для черных*. У стойки разница эта чувствовалась особенно сильно. В центре секции для некурящих стоял "Сони" с громадным экраном. Узникам никотинового гетто приходилось довольствоваться стареньким "Зенитом", подвешенным под самым потолком (табличка рядом с ним гласила: "ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО ПОПРОСИТЬ КРЕДИТ, МЫ ИМЕЕМ ПРАВО ПОСЛАТЬ ВАС НА Х.."). Стойка для курильщиков не так сверкала. Поначалу Пирсон решил, что ему это кажется, но, приглядевшись, увидел, что и дерево какоето тусклое, и разводы от стаканов, которые ставили на стойку прежние посетители. Зато тянуло застарелым запахом сигаретного дыма. Пирсон мог поклясться, что запах этот идет от стульев, точно так же, как в кинотеатра кресла пахнут попкорном. Ведущий программы новостей на выцветшем экране телевизора выглядел тяжело больным, отравленным цинком, человеком. Тот же самый господин, знакомивший с новостями сторонников здорового образа жизни, похоже, мог хоть сейчас выйти на старт дистанции в четыреста сорок ярдов, пробежать ее, а потом еще ублажить симпатичную блондинку.
---------------------------------------
* Линия МэйсонаДинсона - южная граница Пенсильвании, проведенная в 1763-67 гг. английскими геодезистами и астрономами Чарльзом Мэйсоном и Иеремией Диксоном. До начала Гражданской войны символизировала границу между свободными и рабовладельческим штатами. В 50х годах ХХ века южнее этой линии четко следовали сегрегационным канонам.
Добро пожаловать на задние сидения автобуса, подумал Пирсон, с улыбкой глядя на своего другаперекурщика. Впрочем, какие тут могут быть жалобы. Еще через десять лет, и таких, как мы, просто не пустят в салон.
- Сигарету? - спросил Дьюк, демонстрируя зачатки телепатических способностей.