Айзек Азимов - Основание

— Достаточно. А что вы скажете о численной вероятности полного разрушения Империи на протяжении пяти веков?

— Я ничего не могу сказать.

— Да? Вы не можете провести дифференциального вычисления поля?

Под таким давлением Гаал чувствовал себя не совсем уверенно. Сэлдон держал ее примерно в футе от его глаз. Гаал судорожно стал производить вычисления в уме и почувствовал, как его лоб покрывается испариной.

— Около 85 процентов? — сказал он.

— Неплохо, — ответил Сэлдон, вытягивая нижнюю губу, — но и не хорошо. Точная цифра 92,5 процента.

— И поэтому вас называют Вороном Сэлдоном? — спросил Гаал. — Я не видел в журналах всех этих вычислений.

— Ну, конечно, это не для печати. Ведь не предполагаете же вы, что Империя когда-нибудь обнародует свое бедственное шаткое положение? Для психоистории такие расчеты несложны. Но кое-какие результаты просочились и стали известны нашей аристократии.

— Это плохо.

— Не обязательно. Это было предусмотрено.

— Но неужели именно поэтому за мной следили?

— Да. Все, что касается моего проекта, очень тщательно исследуется.

— Значит, вы в опасности?

— О, это несомненно. Существует вероятность в 1,7 процента, что меня приговорят к смертной казни, хотя, естественно, это не остановит проекта. Это тоже учтено. Да и не в этом дело. Насколько я понимаю, мы встречаемся завтра утром в Университете?

— Да, — ответил Гаал.

Гаал не выполнил своего обещания. На следующее утро его разбудил приглушенный звонок. Он снял трубку и голос клерка гостиницы очень вежливо и внятно информировал его, что он никуда не должен выходить по приказу Комитета Народной Безопасности.

Гаал тут же подскочил к двери, но та почему-то не хотела открываться. Ему осталось только одеться и ждать.

За ним пришли, затем куда-то отвели, но все-таки это был самый настоящий арест. Вопросы ему задавали очень вежливым тоном. Все это было благопристойно. Он объяснил, что он всего-навсего провинциал из Синнакса, что он учился в таких-то и таких-то школах и институтах, что он получил степень доктора математики тогда-то и тогда-то. Его пригласили работать в группу Хари Сэлдона и он согласился. Вновь и вновь он повторял все сначала и сначала, а они все возвращались к вопросу о его присоединении к группе Сэлдона. Как он о ней услышал, какие должны были быть его обязанности, какие инструкции он получил, в чем заключается сэлдоновский проект.

Он отвечал, что ничего не знает. Он не получал никаких тайных инструкций. Он ученый и математик. Он совершенно не интересуется политикой.

В конце концов вежливый инквизитор сказал:

— Так когда же будет разрушен Трантор?

Гаал запнулся.

— Моих знаний недостаточно, чтобы ответить на этот вопрос.

— А кто может на него ответить?

— Как я могу отвечать за других?

Гаал весь взмок, ему было жарко.

— Скажите, вам говорил кто-нибудь о возможности такого разрушения и о том, когда это должно произойти? — спросил следователь. И когда молодой человек заколебался, он добавил: — Учтите, доктор, за вами следили. Мы были на космодроме, когда вы прибыли, на обсервационной башне, когда вы ждали своего свидания, и, конечно, нам ничего не стоило подслушать вашу беседу с доктором Сэлдоном.

— В таком случае вы знаете его взгляды на существующую проблему, — ответил Гаал.

— Возможно. Но нам бы хотелось услышать это от вас.

— Сэлдон придерживается мнения, что Трантор будет разрушен в течении пяти веков.

— Он доказал это… гм… математически?

— Да.

— И вы подтверждаете что его предпосылки верны?

— Если доктор Сэлдон так считает, то они верны.

— Ну что ж. Вопросов больше у меня к вам нет, но я вас задержу. Это все.

— Подождите я имею право на защитника. Я настаиваю на своих правах, как имперский гражданин.

— Вам никто в них не отказывает.

И защитник не заставил долго ждать.

Человек, вошедший в комнату, был высок и лицо его было таким узким, что, казалось, состояло из одних вертикальных линий, не оставляя место улыбки.

Гаал поднял глаза. Он чувствовал себя разбитым и усталым. Произошло столько событий, а он не пробыл на Транторе еще и тридцати часов.

— Меня зовут Лорс Аваким, — сказал человек. — Доктор Сэлдон направил меня защищать вас.

— Вот как? Тогда послушайте. Я требую немедленной передачи апелляции Императору. Меня задержали безо всякой на то причины. Я не виновен ни в чем. НИ В ЧЕМ! — он взмахнул руками. — Вы немедленно должны сделать так, чтобы дело было доложено Императору.

Пока он говорил, Аваким медленно и тщательно выгружал на пол какие-то вещи. Если бы Гаал не был бы так занят своим негодованием, он узнал бы в этих предметах металлические листы протоколов и карманный магнитофон.

Не обращая никакого внимания на негодование Гаал, Аваким наконец посмотрел на него.

— Комитет, вне всякого сомнения, попытается подслушать нашу беседу, — сказал он.

— Это незаконно, но тем не менее они попытаются это сделать.

Гаал скрипнул зубами.

— Однако, — тут Аваким намеренно медленно уселся в кресло, — магнитофон, который вы сейчас видите перед собой и который с первого взгляда является магнитофоном, исправно выполняющим свои функции, имеет также еще одно свойство. Он создает мертвую зону для любого подслушивающего устройства. Думаю этот орешек они не сразу раскусят.

— Значит, я могу говорить свободно?

— Вне всякого сомнения.

— Тогда я требую, чтобы мое дело немедленно было передано Императору.

Аваким улыбнулся ледяной улыбкой и внезапно оказалось, что на его лице все же нашлось для нее место, правда, при этом щекам пришлось немного потесниться.