— Привет пришедшему! — услышал я так давно не слышанный хрипловатый, шепелявый голос. — Рад видеть тебя, адмирал! Садись мне на спину, Эли.
Я присел на лапу и ударил ногой по бронированному боку.
— Ты еще крепок, Бродяга! Хотя, наверно, молодых драконов не обгонишь.
— Отлетался, отбегался, отволочился — все определения моего бытия начинаются на «от», — безжалостно установил он и вывернул ко мне чудовищную шею, выпуклые зеленовато-желтые глаза глядели умно и печально. — Не жалуюсь, Эли. Я пожил всласть. Все радости, какие могло доставить существование в живом теле, я испробовал. Будь уверен, я не потеряю спокойствия, когда придет час прощаться с жизнью.
Продолжать разговор в таком унылом ключе я не хотел. Я весело запрыгал на твердой лапе дракона.
— На Земле разработаны новые методы стимулирования организма. Мы испробуем их на тебе, и ты еще покатаешь меня над планетой.
Он иронически усмехнулся. Он все-таки единственный из драконов, кому удалось придать осмысленность гримасам, — остальные просто разевают пасти, выпыхивая дым, и не поймешь, то ли зевают, то ли собираются тебя проглотить. Я чувствовал себя виноватым перед драконом. В прежнем своем воплощении, в образе правящего мозга-мечтателя, он мог бы десятикратно пережить нас всех. Я наделил его телом, но радости телесного бытия кратковременны. Хоть и поздно, но я с пристрастием допрашивал себя, правильно ли я поступил.
А вторым важным событием была встреча с Эллоном.
Мы пошли в мастерскую Эллона вшестером — Мери, Ольга, Ирина, Орлан, Андре и я.
В огромном солнечно-светлом зале нас встретил Эллон.
Я должен описать его. Он стоит передо мной. Я подхожу к нему, всматриваюсь в него. Я стараюсь понять, чем порождено то впечатление, какое он неизменно производил. Я допрашиваю себя, не изменится ли впечатление от пристального разглядывания, от долгого изучения. Ничто не изменяется. Все правильно. Ошибок нет. Если и встретилось мне в жизни существо, в полном смысле слова необыкновенное, то имя этому существу — Эллон!
Он не подошел к нам, только повернул голову на высокой, по-змеиному крутящейся шее. Орлан в знак приветствия поднимает голову и вхлопывает ее в плечи, Эллон не удостоил нас приветствием. Он просто не знал, что такое приветствования, он не обучен таким поступкам. Он молча рассматривал нас. Нет, не рассматривал — пронзал, ослеплял, уничтожал фосфорически пылающими глазами, такие выспренние сравнения в данном случае уместней.
А Орлан робел. Я видел Орлана в сражениях, в дипломатических переговорах, на совещаниях — неизменно спокойным, решительным и бесстрашным. Я был уверен, что хорошо его знаю. Он не поднял, а вжал голову в плечи, он говорил — для нас — на отличном человеческом языке, но голос звучал робко, почти заискивающе.
— Эллон, люди пришли познакомиться с твоими свершениями, — сказал Орлан этим странным голосом. — Надеюсь, тебя не обременит наше посещение?
— Смотрите и восхищайтесь! — на таком же отличном человеческом языке ответил Эллон и широким жестом длинной, гибкой, бескостной руки обвел помещение. Рот его широко осклабился, синеватое лицо порозовело — вероятно, от удовольствия.
Но смотреть было нечего. Кругом были механизмы, и около них сновали демиурги. Вся планета представляет собой скопление механизмов, по виду не определить было, чем эти, в зале, отличались от тех, что образовывали тысячекилометровые толщи планетных недр. Орлан сказал просительно:
— Будет лучше, если ты дашь пояснения, Эллон.
Эллон касался рукой механизмов, объясняя их назначение. Он двигался вперед, а голова была повернута назад, на нас: все демиурги могут свободно выкручивать голову, но так далеко, на полных сто восемьдесят градусов, выворачивать ее был способен лишь Эллон. И я, не вслушиваясь в объяснения, смотрел на его лицо, старался разобраться не в смысле речи, а в звуке голоса, мне это почему-то казалось важней, чем вникать в конструкции, все равно я мало что в них понял — я плохой инженер.
И чем настойчивей я всматривался в Эллона, тем прочней утверждалось во мне впечатление необыкновенности. Эллон смеялся. Он широко раскрывал рот в беззвучном хохоте. Объяснение было серьезное, высококвалифицированное, а гримаса издевательская. Огромный жабий рот пересекал все лицо от уха до уха, рот был раза в два больше, чем у других демиургов: пугающе подвижная, извивающаяся, кривящаяся впадина перехлестывала лицо, а над темной, живой, меняющейся, я бы даже сказал — струящейся от уха к уху безгубой впадиной грозно светили огромные сине-фиолетовые, пронзительно-неподвижные глаза. Я не робкого десятка и не слабохарактерный, но и меня почти гипнотизировало сочетание дьявольски меняющихся саркастических гримас и зловещих глаз.
Закончив обход зала, Эллон сказал (лишь одни эти слова я запомнил из всего объяснения):
— Ни люди, ни демиурги, ни — тем более — галакты еще никогда не имели столь совершенно вооруженных кораблей. Если бы хоть один из нынешних звездолетов был у нас, когда человеческие эскадры вторглись в Персей, события развернулись бы по-иному.
Я сухо поинтересовался:
— Тебя огорчает, Эллон, что события не пошли по-иному?
Он с полминуты молчаливо хохотал.
— Не огорчает и не восхищает. Просто я устанавливаю факт.
Ольга стала о чем-то спрашивать Эллона, ее перебивала Ирина, в ней причудливо соединяется порывистая эмоциональность отца с инженерной дотошностью матери. Я отвел Андре в сторону.
— Созданные демиургами механизмы великолепны, я в этом уверен. Но кто командует ими?..
Он нетерпеливо прервал меня. Вероятно, только это одно сохранилось в нем от старого Андре: он по-прежнему ловит мысль на полуслове и все так же не церемонится с собеседниками.
— Можешь не волноваться! Эллон только конструирует механизмы, командую ими я. Пусковые поля замыкаются на мое индивидуальное излучение. А когда эскадра выйдет в поход, я передам управление ими Олегу и капитанам кораблей.
Мы поднялись на поверхность. Ирина восторженно объявила:
— Какой он удивительный, демиург Эллон! Нисколько не похож на других! — Она понизила голос, чтобы Орлан не услышал. — Они все кажутся мне уродами — Эллон один красавец! И какое совершенство инженерных конструкций. Эли, вы разрешите мне на корабле работать в группе Эллона?
— Где захочешь, — ответил я. Если говорить о моем личном впечатлении, то Эллон показался мне как раз куда безобразней других демиургов.
В гостинице Мери сказала мне:
— Я не имею права вмешиваться в распоряжения научного руководителя экспедиции, но обсуждать действия мужа могу. Я недовольна тобой, Эли.
