— Так… — вымолвил он, присаживаясь на корточки, поскольку прошлогодняя палая листва была еще сильно влажной. — Та-ак… Вот, значит, как мы заговорили… А кто мне вчера голову морочил? Дело рук человеческих…
— Почему морочил? — возразил Костик, чьему обтерханному кожаному плащу ничего уже повредить не могло: ни грязь, ни влага. — Честно исходил из информации… которую ты мне… ох-х… Ничего себе пробежка… Чего бежали, спрашивается?..
— Ты первый и побежал… — напомнил Мурыгин. — Так чья теперь делянка?
— А я знаю?.. Нашел, кого спрашивать…
Сидеть на корточках было с непривычки очень неудобно. Сергей Арсентьевич поднялся с кряхтением, поискал глазами пенек. Пеньков поблизости не случилось.
— Самое время нервы успокоить, — подсказал Костик.
— Чем? — огрызнулся Мурыгин. — Сумку-то я там оставил!
— Там?.. — не поверил Костик.
И встал.
* * *
— Не пойду я туда! — громко возмущался Сергей Арсентьевич, следуя по пятам за направляющимся к пустырю Костиком. — Тебе что, мало было?..
Роща кончилась. Остановились.
— Ну и где ты ее?.. — сказал Костик, всматриваясь. — А, вон она, родимая. Лежит себе…
— Я туда не пойду, — упорствовал Мурыгин.
— Кто тебя тащит-то? — бросил Костик, не оборачиваясь, и двинулся прямиком к чернеющей вдали сумке. Мурыгин поспешил за ним. Оставаться одному не хотелось. Сначала шел, как по минному полю, то и дело ожидая пресловутого «умб!..», потом осмелел и малость расслабился.
Лишенная строений и заборов территория напоминала теперь колхозный сад. Серые голые ветви плодовых деревьев помаленьку обретали сиреневый весенний оттенок. Зеленели бугорки. Постанывала ворона. И опять ни одного человечка. Хотя вроде за овражком что-то мелькало.
На мурыгинском пне мародерствовали сразу три кошки (две — щучьей расцветки, одна — с претензией на принадлежность к сиамцам), дожирали консервы. Завидев людей, спрыгнули и помедлили, не зная, метнуться прочь или же, напротив, попытаться выклянчить еще чего-нибудь. Костик отнес подальше недовылизанную банку и вернулся.
— Хлебушком занюхаем, — утешил он.
— Пошли, — скомандовал Мурыгин, подхватывая сумку.
— Куда? — удивился Костик. — В рощу? Там сыро… Чем тебе здесь не нравится?
— Напомнить — чем? — процедил Мурыгин.
— Ну и иди… — Костик присел на край пня. — Только бутылку оставь. У тебя ж их там две, я знаю…
Сергей Арсентьевич ругнулся — и в этот миг его снова лизнуло во всю спину. Ласково и шершаво. Обмер, выпрямился.
— Кайф… — услышал он, как сквозь подушку.
Очнувшись, посмотрел на друга. Казалось, еще немножко — и Костик замурлычет от удовольствия.
— Тоже погладили? — шепотом спросил Мурыгин.
— Ага… Три раза…
— Меня — один…
Замолчали, с тревогой прислушались к ощущениям. Затем недоверчиво покосились на сумку. Мысль о водке показалась обоим не то чтобы отвратительной, но как-то не манила она больше, не очаровывала. После шершавого ласкового прикосновения ничего уже не хотелось. Нет, можно было, конечно, собрать волю в кулак и выпить, но зачем? Все равно что заполировать хороший коньяк глотком денатурата.
Кстати, незримый язык именно так и пробирал по хребту, как коньяк пробирает по горлу.
— Спрашиваешь, чего я на лейтеху попер? — неожиданно сказал Стоеростин. — В голову ударило, вот и попер. Не надо было мешать…
— Кому?
— Не кому, а чего! Мы ж еще поддали тогда! — Костик хмыкнул, поежился. — Интересно, — пробормотал он, — кошек гладим — они то же самое чувствуют?
— Спроси… — нервно пошутил Мурыгин, кивнув на бугорок, с которого пристально наблюдали за людьми уже не шесть, а восемь алчных кошачьих глаз. Затем снова с пугающей ясностью осознал невероятность происходящего.
— Костик!.. — взмолился Сергей Арсентьевич. — Что же это, Костик, а?..
— Пока ничего смертельного, — помолчав, отозвался тот. — Местами даже забавно…
— А этот… умб!..
— Тоже вполне вписывается… Когда у тебя на участке коты орут, дерутся, ты что делаешь?
— Н-ну… комком земли их…
— Вот! По-моему, очень похоже. Ба-бах! По своим котам, по чужим — без разбора…
— Позволь, а свои — это кто?
Костик ответил не сразу — сперва озадаченно хмыкнул.
— Получается, мы…
Обстановкой, размерами и состоянием стен кабинет замредактора неуловимо напоминал стоеростинскую кухоньку. Все требовало или ремонта, или замены. Да и сам Гоша Родимцев, нынешний хозяин кабинета, вел себя так, словно с минуты на минуту ждал приказа покинуть помещение.
Помнится, лет семь назад он выглядел куда значительнее, хоть и должность у него в ту пору была менее ответственной.
— А с чего это тебя вдруг снова в журналистику потянуло? — беспокойно помаргивая, спросил Гоша. — Ты же у нас теперь вроде предприниматель…
Манера речи его тоже изменилась. Любое слово, даже самое политкорректное, произносилось негромко, невнятно и чуть в сторону, словно Родимцев опасался прослушивания. Сказал — и вроде бы ничего не говорил.
— Был… — вздохнул Мурыгин. — Теперь банкрот.
— В долгах? — сочувственно уточнил замредактора.
— Без долгов, — успокоил Мурыгин. — В нулях. Но в таких нулях, что… сам понимаешь. В пустых и круглых.
Гоша опечалился, принялся перекладывать бумаги на столе.
— Знаешь… — осторожно покряхтывая, начал он. — У нас тут сейчас такие дела творятся… Шефа сняли, в «Вечерке» шефа тоже сняли…
— А ты?
— Временно исполняю обязанности…
— Чьи?
— Свои…
Мурыгин еще раз оглядел убогий кабинет. Да. Похоже на то.
— А что стряслось-то? Кризис? Или вспышка на Солнце?
— Москва… — стонуще молвил временно исполняющий собственные обязанности. — Поставили нам оттуда губернатора, а у него команда… На все посты своих людей сует. Москва…
Наверное, с такой же неизбывной тоской звучало когда-то на Руси слово «татарва».
— Землю скупают, предприятия скупают… — беглым полушепотом продолжал несчастный Гоша. Глаза его блуждали. — Теперь вот до прессы добрались, до культуры… Хана провинции… Журнал закрыли, издательство закрыли… В Союзе художников кабаре будет…
Мурыгин уже и сам видел, что надеяться здесь не на что. Блеклый, пугливый, как моль в шкафу, Гоша Родимцев прямо-таки норовил слиться с невзрачным интерьером. Стоило Гоше замереть и примолкнуть, начинало казаться, будто кабинет пуст. Вдруг забудут, вдруг оставят в прежнем кресле…
Судя по всему, тоже вскоре пойдет искать работу. По городу с вещами.
