Меня ждали. Добродушный мужской голос произнес:
— Поднимитесь в лифте на пятый этаж. Вы легко найдете приготовленную для вас комнату.
Положив трубку, я еще раз удивился пружине.
Лифт быстро вознес меня на пятый этаж, и оказалось, что в комнату войти можно было только из лифта. Других дверей не было.
То есть я сразу оказался закупоренным в комнате, так что, если бы, начался пожар, я мог бы уйти отсюда только по шахте лифта.
Кстати, дверь в шахту открывалась свободно, и я поразился ее глубине — здание явно имело несколько подземных этажей.
Сама комната мне понравилась. Тут стояли стол, стул, два кресла. В шкафу я нашел кофе и сыр. Кофейник прятался тут же, за горкой салфеток. Я включил его и побрел в ванную, на ходу срывая с себя обрывки грязного белья. Теплая вода усыпляла… Спать…
Спать… Но я крутнул вентиль, и меня обдало холодом. Рано спать!
Натянув толстый халат, висевший в шкафу, я подошел к окну.
Оно было густо затянуто решетчатым жалюзи, и рассмотреть что-либо было почти невозможно.
Я перенес телефон в кресло, отхлебнул кофе и нажал на сигнал.
— Да, — раздался все тот же добродушный голос.
Обладатель его, наверное, был неимоверно толст.
И добр.
— Где я нахожусь?
— Поселок Либейро. Обсерватория "Сумерки".
— Сумерки? Что это значит?
— Всего лишь геофизическое понятие.
— Прошу вас, соедините меня с редакцией "Газет бразиль", Бразилиа. Я — журналист, потерпевший аварию в районе вашего поселка, И будьте добры прислать человека с одеждой. Все, что необходимо мужчине при росте 187, весе 79. Платит банк Хента, — я назвал номер счета.
Прошло томительных полчаса. Телефон затрещал.
Я поднял трубку и сразу узнал голос шефа.
— Ну, — спросил он, — где ты находишься?
— Поселок Либейро, обсерватория "Сумерки". Это не моя инициатива, шеф. Мой самолет сгорел. Его пытались угнать. Много жертв. Завтра я попытаюсь добраться до Манауса, а еще сегодня дам материал для газеты. Кажется, это заинтересует всех.
— Поддерживаю, — сказал шеф. — Но если это гнилой орех, не теряй времени. Трансамазоника, вот что сейчас интересует Бразилию. — И повесил трубку.
"Ладно, — выругался я про себя, — не стоит нервничать. Шеф всегда был таким. Его время, разумеется, стоит дороже времени моего или еще кого-нибудь…" И все же осадок от разговора остался. Я был обижен и разозлен.
Либейро… Либейро… Карты под рукой не было. Это где-то на западной границе, вспоминал я. На западной границе или… Черт с ним, завтра все прояснится… И, едва коснувшись постели, я провалился в глубокий сон…
А когда проснулся, была ночь. Я сварил кофе и, освеженный, устроился на теплом каменном подоконнике.
Жалюзи были подняты, я видел смутные очертания веток под окном. И вдруг все это исчезло, как вырванное бесшумным взрывом.
Вместо глубокой тьмы лиственных сплетений я увидел звездное небо, увидел низкие, лежащие по всему горизонту звезды, будто я был в степи, а не в джунглях. Чашка выпала из моих рук и разбилась…
Звезды были яркие и пронзительные.
А потом все исчезло. Напрасно я всматривался в тьму. Ни единой звезды, ни единого огонька…
Торопливо я вызвал дежурного, и мой голос его, как видно, обеспокоил, потому что, наконец, он появился в моей комнате сам — крупный, добродушный, мускулистый. Странно было слышать от него слова "обсерватория", "звезды" — с такими обычно говорят о профессиональном боксе или, в крайнем случае, о лошадях…
— Вы переутомлены, — сочувственно сказал он. — Вам надо еще спать. Вы представить себе не можете, как много сил отнимает сельва у заблудившихся людей… Прислать вам вина?
— Нет, — замешкался я. — Что слышно у вас об угонах? Я имею в виду местную линию…
Он рассмеялся:
— Наша посадочная полоса похожа на царапину. У нас всего два самолета. Их водят пилоты, знающие каждую излучину реки, каждый ее перекат, каждое высокое дерево. Угоны — привилегия больших трасс.
— А чем занимается обсерватория?
— Звездами. Но об этом удобнее спрашивать других. Я всего лишь дежурный. Встречаю и провожаю гостей.
— И много их тут бывает?
— Когда как.
— Есть тут бар или клуб, в котором я мог бы встретиться с сотрудниками?
— К сожалению, нет. Персонал обсерватории невелик. Есть комната для гостей, ее можно было бы назвать клубом, но сейчас она на ремонте. Вы же знаете — климат… В здешнем климате сырость разъедает все — железо, дерево, камень… Но, любезно предупредил он, — билеты на самолет вам заказаны, и завтра вы сможете посетить театр в Манаусе.
— Спасибо, — поблагодарил я. — И… соедините меня с "Газет бразиль".
Пока шел вызов, я подошел к зеркалу. Лицо явно нуждалось в бритве. Но загар был великолепен! Загар?! Какого черта! Не обрел же я этот камуфляж в сельве?..
Я распахнул халат и удивился еще больше — все тело было покрыто ровным слоем необыкновенного золотистого загара.
Это открытие меня смутило. Я не мог его объяснить.
И когда затрещал телефон, я не успел сказать ни слова.
Шеф раздраженно спросил:
— В самом деле, где ты находишься?
— Я говорил — Либейро, обсерватория "Сумерки"!
— Какая дурная шутка, — сказал шеф. — В поселке Либейро сидит сейчас твой напарник — Фил Стивенс. Я попросил его разыскать тебя, и он утверждает, что в поселке Либейро нет никакой обсерватории, даже с таким дурацким названием! А значит нет в Либейро и тебя. Где же ты?
— Я встревожен, шеф… — начал я, и сразу же нас прервали.
Писк зуммера подействовал на меня угнетающе. Задумавшись, я положил трубку.
В дверь постучали.
— Да!
Это был дежурный. Но сейчас он держался официально, даже холодно. Наверное, потому, что вместе с ним в комнату вошел человек, которого я, кажется, где-то видел.
Любитель цапель эгрет
Впрочем, нет… О любом военном можно сказать, что ты его гдето видел. А это был военный, и никакой костюм не мог скрыть его выправки.
— Инспектор, — представился он. — Не задержу вас. Но обязан задать ряд вопросов.
— Да. Слушаю вас.
— Кто были люди, доставившие вас к обсерватории?
— Не знаю. Я наткнулся на них, блуждая в сельве. Они были добры ко мне.
— А их имена?
— Они не назвали своих имен.
— Но, может, в беседе между собой?..
— Нет. Не знаю причин, но они и впрямь не обращались друг к другу по имени. — Я задумался. — В их поведении, в общем, действительно было что-то странное.
— Что именно?
— Ну… Они, например, не отвечали на мои вопросы. О чем бы я их ни спрашивал.