Жалко, что черномазые из городов одинаково неприятные, что и тупые. Едва они слезли со своих деревьев, как им на шею свалилась цивилизация, что хорошо на них никак не повлияло. В городах царит насилие, они лишены самой основной гигиены и инфраструктуры, здесь ничего нельзя сделать, не заплатив. Это по-настоящему абсурдные миры, подобно границам, проведенным колонизаторами, равно как и их армии, административные органы и все остальные сферы деятельности, с которых черномазые начали обезьянничать образцы для себя лично. Все таможенники, с которыми мы имели дело, оказывались надутыми и продажными до мозга костей сукиными детьми. Все мусора тоже сволочи, впрочем, точно так же, как и судьи.
С этими последними мы вступили в контакт благодаря Пирожнику. Чтобы быть точным, случилось это в Гане. Пирожник просто забыл, что после пересечения границы, посреди буша, ни с того, ни с сего необходимо ездить по-английски, как обязали колонизаторы, то есть - по левой стороне, а не по правой, в противном случае можно столкнуться с грузовиком.
После парочки резких переживаний мы врубаемся, в чем тут штука. Через несколько минут Пирожник издает из себя окрик, тормозя на ровном месте, из-за чего Мигель падает.
- Моя сумка! Мои деньги!
Этот идиот оставил свой лопатник в ресторане, кусов тридцать. Возвращаемся и, ясное дело, от бумажника ни следа. Но не надолго, потому что вопли Пирожника сзывают и живых, и мертвых. Как минимум три десятка негров обыскивают округу и, в конце концов, находят двух уборщиков из ресторана, которых, понятное дело, искусила подобная сумма на расстоянии протянутой руки. Наш кретин, все еще перепуганный даже после обнаружения потери, вопит, требуя вызвать полицию. Через пять минут в ресторан врывается пара мусоров, в шортах, длинных голубых носках и громадных башмаках на своих негритянских ногах. Они тут же хватают палки, бросаются на обоих говнюков и лупят. Лупят изо всей дури, по голове и по животу, до крови. Мне делается нехорошо от их грубости, я пытаюсь вмешаться, но один из мусоров останавливает меня, вытягивая дубинку в моем направлении.
- Don't move, it's our business1.
К счастью, в конце концов они перестают и вытаскивают недвижные тела на улицу, но сначала забирают у нас паспорта, потому что мы обязаны участвовать в процессе в качестве свидетелей. В тот же самый вечер мне делается как-то не по себе, и я направляюсь к начальнику полиции, чтобы выторговать освобождение обоих парней. Тот сухо отказывает и отдает приказ быть завтра утром на судебном заседании.
Таким вот образом мы попадаем в огромный грязный зал Дворца Справедливости. Когда-то домик был даже и ничего. Сейчас же он мало чем отличается от африканского базара, здесь царит страшная грязь и летают полчища мух.
Ждем где-то с час, пока не соизволят появиться судьи. Обвиняемые в своей клетке находятся в ужасающем состоянии. Все в синяках, губы разбиты, головы распухли, одежда порвана, едва держатся на ногах. Руки у них связаны за спиной, а за ними еще торчат два здоровенных мусора с дубьем и для развлечения поправляют шишки обеих жертв. За нами тоже следят, но уже в качестве свидетелей. Помимо того в зале находится еще пара десятков человек, то ли корреспонденты местной газеты, то ли продавцы манго понятия не имею, может они вообще пришли сюда прохладиться или переспать.
Наконец-то Господа Судьи, осознавая собственную значимость, входят в зал. Локтем заезжаю Мигелю меж ребер, чтобы сдержать готовый сорваться у него смешок: Их Чести одеты по-английски, в алые тоги и волнистые парики. Уже на старом английском лорде подобные реквизиты выглядят несерьезно, ну а на черной роже впечатление совершенно убийственное.
- Поосторожней, они опасны.
И действительно, по мере того, как церемония развивается, чувствую, что детишкам может быть паршиво. Здешние кретины решили доказать нам, что в их стране справедливость это не пустой звук, и намереваются влепить им самый жестокий приговор. Вот этого допускать нельзя. Для этого поднимаюсь и беру слово. Заявляю, что страна у них красивая, и что питаю массу уважения к их культуре. Рассказываю им о легендарном величии Ганы, вспоминаю о специальных отношениях, всегда объединявших наши страны, и еще всяческую чушь того же разряда, после чего взываю к проявлению великодушия к обоим обвиняемым. Ведь это же мы виноваты, поскольку сами создали искус. Впрочем, это святая истина. Нельзя оставлять больших денег рядом с умирающими от голода детьми.
Во время своей речи гляжу в точку, расположенную высоко над головами судей. Просто не могу оставаться серьезным, видя эти клоунские хари. Но замечаю, что решительности у них поубавилось. Один постоянно чешет шею, тем самым передвигая парик, который ему явно велик и все время сползает на глаза.
Пихаю каблуком Мигеля, который хихикает рядом, и сажусь среди всеобщего молчания, попросив в качестве завершения присяжных проявить милосердие. Судьи глядят друг на друга в явном замешательстве, затем смотрят на обвиняемых, потом на потолок, когда же не остается ничего, на что бы они не посмотрели, объявляют арестантов невиновными. Ребята на прощание получают по морде, после чего их выбрасывают на улицу. Я забираю наши паспорта и тоже выхожу, чтобы присоединиться к Мигелю, который катается от смеха на мостовой.
С того момента Мигель окончательно теряет уважение к Пирожнику, который продолжает творить свое.
***
Того, Дагомея... В то время, как в буше полно восхитительных негритяночек, именно в Лагосе, в Нигерии, в самом опасном месте Африки, бессмысленном результате африканской урбанистики, наш уважаемый партнер по путешествию внезапно проявляет собственные сексуальные потребности. Посему, посреди ночи катим на его ситроене в район красных фонарей, где девчонки подходят в свет фар, чтобы расставить бедра и исполнить свой боевой клич: "Fucky - fucky! Fucky - fucky!"
После долгого болтания в округе, в результате чего нас все заметили, Пирожник выбирает для себя трех толстух, после чего, когда приходит время платить, конечно же, начинает скандалить. За три минутки экстаза во дворике девицы требуют больше, чем было договорено заранее. Вместо того, чтобы успокоиться и заплатить, Пирожник тянет кота за хвост. Ссора привлекает каких-то типов, и начинается коррида. Приказываю остальным отступить к машине. Противников трое. Пирожник что-то слишком долго не может запустить двигателя, в связи с чем мочим. Бью первого же монтировкой. Мигель вонзает саперную лопатку в лоб второго. Они отступают. У моего клиента голова твердая, и он возвращается, в связи с чем мочу его что было дури, а Пирожнику наконец-то удается врубить первую скорость.
