Крэг улыбнулся.
— И если мне не удастся выбраться оттуда, значит, я — не тот человек, который вам нужен. Таким образом, вы ничего не теряете, если меня подстрелят при попытке к бегству. Ладно, пусть будет так. Какой приговор вы собираетесь мне вынести?
— Будет лучше, если я объявлю, что беру отсрочку на двадцать четыре часа. Если я вынесу приговор прямо сейчас — неважно какой: Каллисто или психокоррекция — то подготовка к приведению его в исполнение начнется немедленно. Я не знаю, сколько времени она займет, но лучше иметь сутки в запасе. Поэтому я беру отсрочку.
— Хорошо. Что я должен делать после побега?
— Приходи ко мне домой. Линден, семь-девятнадцать. Никаких телефонных звонков — мой телефон наверняка прослушивается.
— Дом охраняется? — Крэг знал, что дома большинства политических деятелей были под круглосуточной охраной.
— Да, и я не собираюсь предупреждать охранников, чтобы тебя пропустили. Они — члены моей партии, но довериться им в этом я не могу. Как пройти сквозь охрану — твоя проблема. Если ты не сможешь этого сделать без моей помощи, значит, ты не тот, за кого я тебя принимал, и не тот, кто мне нужен. Но постарайся их не убивать без крайней на то необходимости. Я не люблю насилия. — Он нахмурился. — Я не люблю насилия, даже если оно вынужденное и во имя благородной цели.
Крэг рассмеялся:
— Постараюсь не убивать ваших охранников даже во имя благородной цели.
Олливер покраснел:
— Цель в самом деле благородная, Крэг… — он обернулся и взглянул на часы, висевшие на стене. — Хорошо, у нас ещё есть немного времени. Я часто разговариваю с подсудимыми по полчаса и даже больше до вынесения приговора.
— В прошлый раз вы долго беседовали со мной, прежде чем освободить, раз уж меня оправдали.
— Ты этого заслужил. Ты был виновен тогда. Но я должен рассказать тебе, для чего все это затевается, и смеяться здесь не над чем. Я хочу основать новую политическую партию, Крэг, которая вытащит наш мир, всю Солнечную систему из того болота, в котором они завязли.
Я хочу положить конец взяточничеству и коррупции и вернуть мир к старомодной демократии. Это будет партия нового типа, которая выведет нас из тупика. Если взглянуть правде в глаза, то обе ведущие партии, хотя я и являюсь членом одной из них — партии нелепых крайностей. Союзная партия имеет коммунистические истоки, а Синдикалистская — фашистские. В противостоянии между ними мы потеряли то, что когда-то имели — демократию.
— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказал Крэг, — и, может, даже в чем-то согласен. Но Союзная и Синдикалистская партии сделали демократию бранным словом и превратили её в посмешище. Чем вы собираетесь привлечь сторонников?
Олливер улыбнулся:
— Конечно, мы не настолько наивны. Дискредитировано само «слово», а не понятие. Мы назовем себя Кооперационистами и заявим о себе как сторонниках компромиссного курса, который примирит две существующие крайности. Не меньше половины членов обеих партий, искренне желающих иметь честное правительство, присоединятся к нам. Да, сейчас мы действуем тайно, но перед выборами мы выйдем из подполья — ты сам в этом убедишься. Что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно. Итак, мы обо всем договорились?
Крэг кивнул.
— Хорошо, — Олливер нажал на кнопку на столе, и вошли охранники. Покидая с ними зал, Крэг слышал, как включилась записывающая аппаратура, и голос Олливера, объявлявшего, что для принятия окончательного решения берет отсрочку в двадцать четыре часа.
Очутившись в камере, Крэг задумался. Он старался представить себе, в чем заключался план побега. Предусматривал ли этот план, дававший ему шанс, смену одежды? Он посмотрел на себя. Серая рубашка может сойти, если расстегнуть ворот и закатать рукава. Но серые брюки буквально кричали о тюрьме. Ему придется воспользоваться брюками охранника, даже если они будут не совсем впору, и при первой возможности переодеться в шорты. Почти все жители Альбукерка летом носили шорты.
Он расстегнул воротник и, закатав рукава, подошел к металлическому зеркалу, вмонтированному в стену над раковиной. Да, его вид до пояса вполне сойдет. Даже короткая тюремная стрижка не будет бросаться в глаза — летом многие стриглись коротко.
Что касается лица, то здесь проблем не было. У него было самое обычное лицо, на котором не было никаких признаков порока или преступных наклонностей — такое лицо ничем не выделялось в толпе и с трудом запоминалось. За это лицо он щедро заплатил тому же хирургу в Рио, который усовершенствовал его протез. Лицо, которое у него было раньше, стало слишком хорошо известным в преступном мире, а это было куда опаснее, чем полиции.
Его тело тоже производило обманчивое впечатление. Самое обычное телосложение скрывало силу и выносливость акробата, и он отлично владел всеми разрешенными и запрещенными приемами рукопашного боя. Крэг мог легко справиться с обычным противником одной правой рукой и часто так и делал при свидетелях на спор, когда не хотел выдавать секрет своей левой руки. Это был его козырной туз, припрятанный на крайний случай. Он пользовался им, если по-другому уже было нельзя.
Шагая по камере, он остановился у окна. До свободы его отделяло тридцать этажей. Но тюрьмой были только три верхних этажа. Если ему удастся добраться до двадцать седьмого этажа, он может спуститься вниз на лифте и оказаться в относительной безопасности.
Но каковы были его шансы пройти эти три этажа? Он решил, что больше половины, если Олливер ему поможет. В противном случае — тысяча против одного: именно к такому неутешительному выводу он пришел накануне суда.
Олливер! В конце концов он оказался ничем не лучше других политиков. Помогает преступнику бежать, чтобы этот преступник что-то украл для него. А может, он действительно сказал Крэгу правду? И действует из альтруистских побуждений? Крэг пожал плечами: все это было неважно.
Но Олливер в самом деле удивил его. Интересно, как он выглядел, когда судья вместо приговора улыбнулся и предложил ему свободу и миллион долларов.
Крэг ухмыльнулся и неожиданно рассмеялся вслух.
— Неужели это правда так смешно, Крэг? — спросил насмешливый женский голос.
Он быстро взглянул на решетку в потолке. Голос продолжал:
— Да-да, сейчас связь двусторонняя — вы можете отвечать. Об этом мало кто знает, но с камерами везде установлена двусторонняя связь. Иногда, к примеру, полиция хочет знать, о чем адвокат беседует с подследственным. Полиция тоже не брезгует грязными приемами, но вам, наверное, это известно и без меня?
— Вы подключились, чтобы спросить меня об этом?
