— Я не труслива, Уинстон.
— Уверен, что нет.
Он затянулся своей сигарой. Сизый дым доплыл до Чаки. Глаза защипало, и она отшатнулась.
— А вы не привидение? — спросила она.
Вопрос звучал вполне резонно.
— Боюсь, что да. Я то, что остается на песке, когда отступает прилив. — В его глазах играли отблески костра. — Интересно, если никто из живущих не помнит события, то сохраняет ли смысл само событие? Ведь оно в таком случае как бы и не происходило.
Квейт заворочался во сне, но не проснулся.
— Боюсь, что не знаю, — ответила Чака.
Они надолго замолчали.
Уинстон поднялся на ноги. Ей показалось, что он недоволен ею.
— Старому человеку жестковато сидеть на полу. Разумеется, вы правы: вам придется решать, стоит ли идти дальше. Камелот никогда не существовал в действительности. Единственный смысл его заключался в том, что он существовал как идея. Может, и ваше убежище Хейвен — тоже всего лишь идея.
— Нет, — твердо сказала она. — Хейвен существует на самом деле.
— Кто-нибудь, кроме вас, ищет его?
— Была еще одна группа, они тоже потерпели неудачу. Думаю, что больше никто не возьмется за поиски.
— В таком случае, Чака из Иллирии, вы должны хорошенько подумать, ради чего вы вообще пустились в путь. Ради чего погибли ваши товарищи. Что вы ищете на самом деле.
— Деньги. Все очень просто. Древние рукописи бесценны. Мы бы прославились на всю Лигу. Ради этого и пошли.
Он задумался.
— Тогда ступайте назад, — сказал он. — Если это чисто коммерческое предприятие, пошлите все к черту и вложите деньги в недвижимость.
— Простите, куда?
— Но, скажу я вам, вы вовсе не по этой причине отправились на поиски. И домой вы возвращаетесь, потому что забыли, ради чего взялись за это дело.
— Мы не забыли.
— Забыли, забыли. Хотите, я скажу вам, ради чего вы на это отважились? — Какое-то время он, казалось, не мог подобрать слова. — Ваш Хейвен не имеет ничего общего ни со славой, ни с деньгами. Конечно, если бы вы туда добрались, разгадали эту тайну, вы бы и прославились, и заработали неплохо — если бы еще и домой сумели вернуться. Но в действительности вы получили бы нечто неизмеримо большее, и, подозреваю, знаете об этом: вы открыли бы, кто вы такие на самом деле. Разве вы не обнаружили бы, что являетесь потомками тех, кто построил Акрополь, написал «Гамлета», долетел до спутников Нептуна.
— Нет, — сказала она. — По-моему, нет.
— Тогда мы утратили все, Чака. Но вы еще можете вернуть утраченное. Если захотите. Если и не вы, то кто-нибудь другой. Но оно того стоит, любую цену можно заплатить за это.
Он почти слился с темнотой.
— Уинстон, — окликнула она. — Я вас не вижу. Вы еще здесь?
— Я здесь. Система устарела, и зарядки хватит ненадолго.
Сквозь него просвечивало небо.
— Да вы и в самом деле привидение, — сказала она.
— Вполне возможно, вы не достигнете цели. Наверняка можно предвидеть только трудности и испытания. Но держитесь. Никогда не сдавайтесь.
Она уставилась на него во все глаза.
— Никогда не теряйте мужества.
Внезапно ее пробрала дрожь и появилось ощущение, что она бывала здесь раньше, встречала этого человека в какой-то другой жизни.
— В вас есть что-то знакомое. Может, я где-то видела ваше изображение?
— Не могу сказать.
— Может, дело в словах. Они отдаются эхом.
Он смотрел прямо на нее.
— Может быть. — Сквозь его очертания у входа в грот просвечивали звезды. — Не забывайте, что бы ни случилось, вы — одна из избранных. Член братства избранных. Вы не одиноки.
Она смотрела, как он постепенно исчезает, оставался только едва тлевший кончик сигары.
— Вы ищете самое себя.
— Вы все это себе придумали.
— Я знаю вас, Чака. — Он совсем исчез, оставался только голос. — Я знаю, кто вы на самом деле. И вы тоже вскоре выясните это.
— Это его имя или фамилия? — спросил Квейт, пока они седлали лошадей.
— Не могу сказать. — Она нахмурилась. — Я вообще не могу сказать, был ли он на самом деле или только привиделся мне. Никаких следов. Никаких отпечатков.
Квейт взглянул на восходящее солнце. Утро было ясное.
— Вот так всегда в этих местах. Не то действительность, не то иллюзия. Жаль, что ты меня не разбудила.
— Мне тоже жаль. — Она вскочила в седло и потрепала лошадь по холке. — Он сказал, что море всего в сорока милях отсюда.
Над ними струился теплый утренний воздух.
— Так ты решила ехать дальше?
— Квейт, ты когда-нибудь слышал о Нептуне?
Он покачал головой.
— Может быть, — сказала она, — в следующий раз мы отправимся туда.
Вот ведь нелепость — важнейшей научной сенсацией века разразился «Нэшнл Бедрок», таблоид самого низкого пошиба.
Шла пресс-конференция — за несколько дней до старта «Минервы», — и я отбалтывался по всяким безобидным вопросам типа: правда ли, что если все пройдет гладко, то это ускорит миссию на Марс? А что собирается сказать Марсия Бэкетт, когда сойдет с трапа и станет первым человеком, ступившим на лунную почву, с тех пор как пятьдесят четыре года назад Юджин Сернан[1] зажег красный свет? В таком вот духе, понимаете…
Часом позже в Белом доме к прессе должны были выйти президент Горман и его русский коллега Дмитрий Александров, так что мне было в общем-то не до этих глупостей.
То было славное время. Мы, конечно, знали, чем чревата самонадеянность, но уже две орбитальные миссии прошли без сучка, без задоринки. Обе запросто могли осуществить посадку и помахать нам оттуда, и даже ходил слух, будто Сид Мушко чуть ли не решился действовать по своему усмотрению и ставил на голосование, не проигнорировать ли им протокол и не спуститься ли на поверхность.
Сид и пятеро его товарищей все отрицали. Как же иначе.
Только я отметил, что это Ричард Никсон зажег красный, а вовсе не Сернан, как замахал рукой Уоррен Коул. Коул работал на «Ассошиэйтед Пресс». Он сидел впереди, на своем обычном месте, и тянул вверх левую руку, а сам сосредоточенно высматривал что-то у себя на коленях, чего мне было не разглядеть.
— Уоррен? — отозвался я. — Что у тебя?
— Джерри… — Он поднял глаза, даже не пытаясь скрыть усмешку. — Видел, что напечатал «Бедрок»? На коленях у него оказался Q-pod[2].
Несколько человек тут же полезли в свои устройства.
— Нет, не видел, Джерри. — Я надеялся, что он потешается. — Обычно так рано я до «Бедрока» не добираюсь.
Кто-то фыркнул. Потом по залу прокатилась волна смеха.
