Моему организму ничего не надо, потому что все что надо, он возьмет сам и сбережет тоже сам, поэтому я и кажусь людям замороженным. Я могу впихивать в себя уйму продуктов — он переварит составляющие и переведет их в запас энергетики. Я могу упиться, но спирт будет переработан на подлете и принят как дополнительный, запасной аккумулятор, не больше. Я могу спать сутками, потом это зачтется и я смогу не спать сутками.
А вот эмоции, это большой расход энергии, чего мой организм не допустит, потому что придется тратиться, а жизнь длинная, и если нет острой необходимости, к чему напрягаться?
Именно благодаря ему я мог спокойно находиться среди людей и не испытывать жажды. Мой организм накопил достаточный запас, чтобы я мог быть "как все", сойти за своего, не проявляя истинной сути.
Но оша и человек все равно были разными.
Например, сейчас, когда траншер тряхнуло, все поняли, что пилот перевел челнок спасателей на гиперскорость, а я услышал, именно услышал в жужжании, еле слышном дребезжании конвульсии предметов их крики и понял, что мы вышли на финишную прямую. И понял, что случится, осознал, в чем дело.
Подскочил к лейтенанту и заорал в ухо, перекрывая грохот:
— Это ловушка!! Передай на станцию, чтобы эту зону закрыли!!
— Сдурел?!! — попытался оторвать мои руки от ворота комбинезона мужчина и замер: челнок выровнялся, но скорость не снизил, а на экранах и радарах был виден огромный корабль, который взрывался с хвоста, а от него осколками летели челноки, с теми, кто смог спастись. Но все они шли в одном направлении, туда же куда и мы — в воронку атмосферного поля Х-7. Послышался скрежет — челноков было слишком много, а управлять ими было невозможно, и вся эта масса сталкивалась меж собой, взрывалась, осколками вскрывая другие траншеры.
— Матерь Божья! — просипел Стив.
— Передавай!! — рыкнул я на лейтенанта, приказав взглядом, и первый раз за все время позволил себе воздействие.
Лейтенант забубнил в гарнитуру как сонамбула, пилот закричал по селектору:
— В дюзы!!
Какой? Не успеть — нас несло на осколок и два челнока. Миг — вскрыло рампу и Костю утащило в атмосферу. Джим чудом зацепился за края, но только протянули страховку — его смыло. Аркадий дотянулся до стопора и закрыл рампу дополнительным шлюзом.
Не надолго — мы падали и грозились превратиться в отменный шницель прямо в металле.
— В дюзы!!
Я ли это крикнул? Не помню. Тимур заклинил стыки и нажал кнопку, его вынесло в капсуле первым, второй ушел Аркадий и воткнулся в траншер, с яркой вспышкой ушел к праотцам.
Я нажал кнопку, застегнув ремни, и капсулу выплюнуло. Вой, визг от касательного столкновения в траншером и дюз закрутило, пошли трещины. Я видел как с вспышкой и треском врезался дюз лейтенанта в осколок корабля, как далеко и в тоже время очень близко, крутясь, как моя капсула, уходил в воронку атмосферы спасательный траншер и дюзы остальных из отряда. Взорвался челнок, напоровшись на наш траншер и снопом искр, пламенем вспыхнуло все вокруг. Одни за другими занимались дюзы, челноки и падали, как тысячи метеоритов.
Серая облачность поглотила мою капсулу, облила влажностью потрескавшиеся стекла и снесла их напрочь в нижних слоях атмосферы. Я выставил вниз ладони, тормозя силой воли и пытаясь наладить контакт с неизвестным мне миром, неизвестной энергетикой. Задержал дыхание и расстался с дюзом. Он отлетел в сторону и, вспыхнув, сгорел, а я приземлился на вершину холма, прокатился по влажному покрытию — то ли мху, то ли траве. И растянулся у подножья, еще не понимая, что остался жив.
Вот тебе и эйша, — подумал, глядя в розоватое небо, что салютовало моему прибытию множеством вспышек — сгорающими челноками. И почувствовал взгляд. Слева от меня лежала женщина в форме служащего космопорта и, зажимая рану на груди ближе к плечу, глазела с недоверием. Вокруг валялись шипящие, сплавливающиеся останки челноков, корабля, и людей — обугленные трупы и их фрагменты были рассыпаны повсюду.
Что-то грохнуло слева и женщина зажмурилась. Приоткрыла глаз и уставилась опять на меня, а за спиной свистнуло и врезался осколок. Меня обдало мокрыми останками мха.
Я стер их со щеки и поморщился — скверно. Мох был девственно чист и никого кроме животных не видел в своей жизни.
— Ты человек? — просипела женщина.
Браво. Она за доли секунды сложила то, что не складывалось больше цикла у тысяч и тысяч.
Я осмотрел холмы — свалка металлолома и некогда живой плоти. Ни единого флюида живого существа. И ветерок неискушенный, удивленный, как и эти холмы — такого они еще не видели.
Что-то грохнуло справа. Осколки еще будут сыпаться, но факт остается фактом — похоже мы с человеческой женщиной здесь одни живые и разумные в принятом у людей смысле.
— Как тебя зовут? — прохрипела опять. Я покосился на нее — кровь выходила из нее и выносила жизнь по капле, легкие наполнялись жидкостью, чуть опаленные в полете.
— Кай, — рванул с ее раны китель, резко вытащил торчащий осколок и накрыл рану ладонью, глядя в глаза женщины. Она перестала трепыхаться, пытаясь противиться, замерзла и потеряла нить мыслей. К лучшему.
И все же выдохнула:
— Мы умерли.
Теперь она не спрашивала, теперь она была уверена.
Но мне было все равно — я чувствовал, как мою рану проникает ее кровь и рассказывает о своей хозяйке. Каких-то пару минут и я знал о ней все. И знал, что не спасу, если продолжу мимикрировать под человека. Легкие женщины были пробиты насквозь, кровь уже забила бронхи и стремилась ко рту, на выход, плевру раздувало от воздуха. Обожженная гортань отекала и грозила удушить.
Мне было все равно на суть женщины, сейчас мне было важно не остаться одному. Для Ошо это смерть, медленная и мучительная — одичание и деградация. И я спас себя: склонился над потерявшей сознание женщиной и впился клыками ей в рану, впуская яд забвения, а с ним и энергию исцеления.
Мне понравилась ее кровь, она дурманила и пьянила. Я выпил ее болезнь, возместив потерю парой капель своей крови и, распластался на мхе.
Какое вино, к чертям? — уставился на блеклое светило, что было еле заметно сквозь пелену облачности. Оно плыло и я плыл, покачиваясь от легкости и дурмана в голове, от звона в ушах и прелестной песни ветра. Чистого, как энергия женщины, сильного, как она сама.
И закрыл глаза от блаженства. Чужая кровь забродила по организму, заставляя его содрогаться в истоме.
А кровь была сладкой, как нектар, — облизал губы, покосился на женщину:
— Извини, но, кажется, теперь ты будешь жить.
Она пришла в себя вечером. Я почувствовал ее взгляд, но не посмотрел на нее. Зачем? Вокруг было слишком красиво. Мне нравилось здесь, очень нравилось.
