Он начал палить из пистолета наугад. Завопил раненый дом. Я и ахнуть не успел, как Осборн уложил меня на живот и уселся сверху, придавив руки, а потом снова направил оружие на Сэлли.
— Жалкий лопух, — вздохнул они прицелился. Я отчаянно извивался, пытаясь высвободить руки, и тут мне попалась прыгалка. Ни секунды не задумываясь, я нажал сразу на все подвернувшиеся кнопки, и мир встал на голову.
***
Помню тягучий момент ужаса, когда мир расплылся, а потом снова стал четким. Все это произошло так быстро, что на описание ушло времени больше, чем на само событие, но осознал я это лишь несколько дней спустя. Осборн все еще сидел на мне верхом, но я быстро стряхнул его, вскочил, выхватил свой пистолет и направил ему в переносицу.
Осборн медленно встал, держа руки на затылке, и взглянул на меня с легкой усмешкой.
— В чем дело? — произнес кто-то за моей спиной. Держа Осборна на прицеле, я подался влево, чтобы взглянуть на говорящего.
Это оказался я.
Я, но в затрапезном домашнем халате и шлепанцах. Глаза у меня слипались, я был отощавший, изможденный, бледный и трясся от ярости. Осборн воспользовался моим замешательством и сиганул наружу сквозь окно веранды (опять целое). Я дважды выстрелил ему вдогонку, но попал в дом. Тот завопил, с полок что-то с грохотом посыпалось.
— Да сколько же можно! — заорал я-второй, прыгая мне на спину и безуспешно пытаясь сорвать с меня шлем. Я аккуратно вернул оружие в кобуру, снял перчатки и поймал суетливые руки.
— Барри, — сказал я.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Сперва слезь с меня, Барри, ладно?
Он спрыгнул, и я повернулся к нему. Потом медленно расстегнул защелки шлема и снял.
— Привет, Барри.
— Ни хрена себе, — протянул он, скорее раздраженно, чем удивленно. — Мог бы и догадаться.
— Ты уж извини, — смущенно пробормотал я. — Я лишь хотел спасти жизнь Сэлли.
— Господи, зачем?
— А что, у тебя проблемы с Сэлли?
— Да она продала нас с потрохами! Этим гадам из Торонто! У нас и пары велосипедов не осталось.
— Торонто? И сколько нам нужно домов?
— Домов? — усмехнулся я-второй. — В Торонто больше не делают дома. Подожди-ка. — Он ушел и вскоре вернулся с массивным громоздким ружьем — прямых форм и со следами обработки, и я сразу понял, что оно изготовлено, а не выращено. Ствол у него был толщиной с мой кулак. — Гражданская оборона, — пояснил он. — Идея Сэлли. Нам полагается быть наготове, чтобы в любой момент отразить нападение мародеров. Запашок чуешь?
Я втянул носом воздух. И точно, он пованивал аммиаком и серой, резко отличаясь от привычной осенней свежести.
— Откуда вонь?
— Фабрики. Боеприпасы, оружие, доспехи. Все сейчас делают только их. А еды мало, кормимся пайками. — Он кивнул на разбитое окно. — Твоего приятеля ждет большой сюрприз.
Словно в подтверждение его слов за окном громыхнул далекий выстрел. Барри-второй мрачно ухмыльнулся:
— Одним прыгуном меньше. Я бы на твоем месте снял все это, пока кто-нибудь не пальнул в тебя.
Я начал стягивать доспехи Романа, и тут мы услышали ответную стрельбу — грохот пистолета, почти цивилизованный по сравнению с помпезностью самодельных мушкетонов конструкции Сэлли.
— Он парень ловкий, — заметил я.
Но тут Барри-второй побледнел и замер, и мне пришло в голову, что Осборн почти наверняка стрелял в кого-то из тех, кого этот Барри считал своим другом. Я всегда соображаю не очень быстро.
Избавившись от доспехов, я сразу задрожал от холодного ноябрьского воздуха.
— Пошли, — скомандовал я, размахивая оружием Романа.
— Тебе нужно пальто, — возразил Барри-второй. — Подожди. — Он ушел в дом и вернулся с моим некогда лучшим пальто, с большим пятном справа на груди — напоминанием о том, как несколько лет назад я небрежно позавтракал черникой прямо с куста.
— Спасибо, — поблагодарил я, ощутив тревожную дрожь, когда наши руки соприкоснулись.
* * *Барри-второй указывал путь, держа в вытянутой руке биолампу, а я следовал за ним. Походка у него была какой-то косолапой и крадущейся, но я поймал себя на том, что шагаю точно так же, к тому же я испытывал нарастающую неловкость от всей этой ситуации. Пытаясь взять себя в руки, я раз десять споткнулся, пока мы не добрались до места, где Осборн устроил перестрелку.
Это оказалась полянка, на которой я летом частенько устраивал пикники. Лампа осветила мощные стволы деревьев, иссеченные шрамами от выстрелов, и ямы с тлеющими в них углями, похожие на злобные глаза. Свет выхватывал туманные клочья древесного дыма.
На краю поляны мы обнаружили лежащего на спине Езекию. Его левая рука превратилась в мешанину искалеченной плоти и зазубренных обломков костей. Дышал он часто и неглубоко, широко распахнутые глаза уставились в небо. Увидев нас, он потер их здоровой рукой.
— В глазах двоится. Проклятое ружье взорвалось у меня в руке. Проклятое ружье. Вот ведь гадство!
Никто из нас и понятия не имел, о первой помощи, поэтому я оставил Барри-второго возле Езекии, а сам отправился за подмогой, продираясь сквозь темный, но знакомый лес.
Где-то неподалеку в поисках прыгалки рыскал Осборн, желая вернуться домой. Прыгалка лежала в кармане моего запятнанного пальто. Если он найдет ее и пустит в ход, то я останусь здесь, где в руках взрываются ружья, а Барри желает смерти Сэлли.
Улицы городка — обычно приветливая улыбка аккуратных домиков — превратились в кривую ухмылку с зияющими дырками в тех местах, где стояли дома моих соседей, сбежавших после нашествия прыгунов. Но клиника Мерри все еще была на прежнем месте, и я осторожно направился к ней, ощущая затылком воображаемые глаза, следящие за мной из темноты.
Я почти дошел, когда сбоку выскочил Осборн, грубо сцапал меня и помчался обратно в лес. Мы летели под ночными небом, прыгалка оказалась прижатой к моему боку его жесткими металлическими объятиями, и когда он наконец выпустил меня, я попятился, стремясь оказаться от него подальше.
— Давай сюда, — приказал Осборн, наставляя на меня оружие. Голос у него был холодный, не допускающий возражений. Но я профессиональный переговорщик. И, если прижмет, соображаю быстро.
— Мои пальцы сейчас на ней, — сообщил я, нащупав прыгалку сквозь ткань кармана. — Стоит только нажать, и я исчезну, а ты застрянешь здесь навсегда. Может, отложишь пупку, и мы поговорим?
Он усмехнулся точно так же, как и тогда на веранде:
— Исчезнешь, но только с пулей в брюхе. Мертвый или умирающий. Снимай пальто.
— Я буду мертв, а ты окажешься в заднице. Если я отдам тебе эту хреновину, то все равно буду мертв, а ты смоешься. Убери пушку.